О еде: строго конфиденциально. Записки из кулинарного подполья

Ресторан был битком набит с первого дня работы. Заказы поступали по телефону, из-за стойки, от сидящих за столиками. Мы не были готовы к этому, не хватало рабочих рук, так что частенько за стойкой или с доставкой весьма энергично помогал «итальянский контингент», в том числе приезжие, почему-то с английскими именами (Это мистер Ди, Тони, а вот, познакомьтесь — мистер Браун… А это мистер Лэнг), — все как на подбор тучные, попыхивающие сигарами средних лет мужчины с телохранителями и наручными часами за десять тысяч долларов. Вот эти люди, про которых я потом читал в газетах, что они на периферии цари и боги, эти наемные убийцы, обитающие в башнях из стекла и бетона на Стейтен-Айленд и в Лонг-Бич, в огороженных глухими заборами поместьях в Джерси, — эти самые люди в Гринвич-Виллидж таскали сэндвичи с цыпленком на третий этаж; намазывали майонез на питу, а сверху клали кусочки авокадо, вытирали столы в обеденном зале. Должен сказать, они мне нравились.

Но когда однажды утром босс ни с того ни с сего велел мне уволить всех, у кого есть татуировки, я призадумался. Всех моих поваров украшали тюремные наколки: черепа, изображения Иисуса в терновом венце, опознавательные знаки той или иной банды, кости, свастики, душещипательные надписи: «родился несчастливым», «живой мертвец», «прирожденный скандалист», «люблю», «ненавижу», «мамочка», изображения мадонны, жен, подружек, Оззи Осборна. Я пытался урезонить босса, объяснить ему, что без этих людей нам не обойтись, что самый работящий, самый безотказный парень из всех — тот самый, который в настоящий момент грузит банки с консервированными маринованными цыплятами на нашем душном складе и у которого это, кстати сказать, двадцать вторая за месяц двойная смена, так вот этот парень — настоящая ходячая Сикстинская капелла. Где же это я возьму заключенного без татуировок? Насколько я понимаю, на проходивших по Уотергейтскому делу нам рассчитывать не приходится.

Маразм крепчал. На следующий день ему уже не нравились золотые цепи и вообще украшения. Наш грильярдье, как вы понимаете, в этом смысле был полностью упакован.

— Откуда этот баклажан достал золото? — взревел босс, брызгая слюной. — Я знаю откуда! Торгует наркотиками. Это же яд! Грабит пожилых леди! Мне такого в ресторане не надо! Пусть выметается!

Уволить этого парня, разумеется, было совершенно невозможно, поэтому я попросил совета у одного из молчаливых партнеров босса, который, по мере того как босс становился все более непредсказуемым, делался все менее молчаливым. Он и его люди начали посещать «совещания».

— Вы слышали, чего он хочет от меня? — спросил я.

Тот лишь кивнул и сочувственно закатил глаза, — по крайней мере, мне показалось, что сочувственно.

— Не предпринимайте ничего, — сказал он, а потом с какой-то угрожающей интонацией добавил по-итальянски: — Aspetta! Ждите!

Мне совсем не понравилось, как он это сказал. Он улыбался, глядя мне в глаза, а воображение рисовало моего босса, сползающего по щитку после одной из тех теплых встреч в машине, к которым мы все так привыкли. Так что когда несколько дней спустя безумие достигло кульминации и шеф при полном зале клиентов заверещал, что выгонит всех татуированных и с золотыми цепочками «вон, к чертовой матери», я предложил ему заплатить мне все, что он мне должен, — и я уйду. Он отказался. Тогда подошел молчаливый партнер, достал из кармана толстую пачку денег, отслюнил мое жалование, накинув еще сотню, одарил меня теплой улыбкой и попрощался со мной.

Не знаю, что сталось с рестораном «Билли». Разумеется, из него не получилось всемирной сети, как мечтал мой ненормальный босс. Даже второго заведения не получилось. Когда я в следующий раз оказался в тех краях, помещение занимала мастерская по изготовлению рам для картин. Что сталось со стариком и его мечтами о цыплячьей империи для сына? Можно только гадать.

Некоторое время я работал в мексиканском ресторане на Второй авеню, в одном из местечек, где для сынков богатых родителей всю ночь готовят «Маргариту», а поутру они блюют в ближайшей канаве. Вообще-то, настоящими хозяевами там были весьма агрессивные крысы, разжиревшие на плодах авокадо, которые каждый вечер оставляли дозревать, причем вовсе не в холодильнике. Крысы бегали у нас под ногами на кухне, при нашем приближении внезапно выскакивали из кучи очистков и, что хуже всего, делали заначки. Время от времени сырая плитка на потолке начинала крошиться, и на нас обрушивалась лавина косточек от авокадо, жеванных куриных костей и надкусанных картофелин.

Я достиг дна — и в личном, и в профессиональном плане. Меня выперли из мексиканской забегаловки. По какой именно причине — не знаю. Их нашлось бы немало: алкоголизм, наркотики, мелкие кражи, лень — не знаю, какой из этих отвратительных пороков явился решающим. Но я не возражал; крысы меня ужасно доставали, особенно когда я был под кайфом, то есть почти всегда.