Наша встреча длилась долго. По мере того как мы разговаривали, многое постепенно прояснялось. Мистер В. подтверждал, что жена пыталась сообщить ему о своих желаниях, только он ее не слышал, поскольку потребности супруги вступали в противоречие с его собственными нуждами. Многое из того, что он рассказал, даже могло показаться забавным. От меня он уходил с явным чувством облегчения. Когда я предложила зайти в палату В. вместе, мужчина отказался. Теперь он был и сам в состоянии откровенно поговорить с женой о вероятном исходе ее болезни и даже, можно сказать, радовался, что «отпор» жены привел к отмене операции. На ее нервный срыв мистер В. реагировал так: «Бог ты мой, да может, она еще и сильнее многих. Жена нас просто водит за нос. Она же ясно дала понять, что не хочет оперироваться. А вдруг этот ее психоз – единственный способ, который не даст ей умереть, пока она к этому не готова?»
Через несколько дней мистер В. подтвердил: пациентка и правда не может позволить себе умереть до тех пор, пока не поймет, что муж готов ее отпустить. Она хотела, чтобы он действительно понял ее, а не «только делал вид, что все образуется». Мистер В. честно давал супруге возможность поговорить об этом, хотя ему приходилось нелегко, и много раз он даже «отступал». То он возлагал надежды на лучевую терапию, то пробовал заставить жену уехать домой, обещая нанять ей платную сиделку…
В течение следующих двух недель мистер В. часто заходил ко мне поговорить о жене, о своих надеждах. Заговаривал и об ожидавшей супругу смерти. В итоге он все же примирился с тем, что состояние жены будет ухудшаться, что она уже не сможет разделять с ним то, что когда-то было так важно для них обоих.
Как только операцию окончательно отменили, пациентка оправилась от нервного расстройства. Мистер В. признал, что ее кончина неизбежна, и разделил с женой это знание. Боли теперь беспокоили пациентку меньше, и она вновь стала той преисполненной достоинства дамой, которая старалась справляться со многими вещами самостоятельно (насколько позволяло физическое состояние). Медики стали проявлять больше внимания к ее деликатным намекам, на которые реагировали чрезвычайно тактично, не забывая о том, что важнейшей потребностью В. было дожить до конца с достоинством.
В. – лишь одна из многих наших пациентов, чья жизнь подходила к завершению, но все же она оказалась единственной, кто проявил настолько острую психопатическую реакцию. Я уверена, отчаянный отпор попыткам хирургов продлить жизнь был своеобразным механизмом защиты, ибо операция в любом случае запоздала.
Мы уже говорили, что пациентам проще справляться со страхом смерти, если не препятствовать им в выражении гнева и тоски в «подготовительном периоде». Больному станет легче, если дать ему возможность свободно рассказать о своих страхах и фантазиях человеку, готовому спокойно слушать. Необходимо четко понимать: только так пациент и сможет перейти на стадию принятия, на которой происходит постепенное отстранение (торможение), отпадает необходимость в двусторонних коммуникациях.
Нам удалось определить два способа, позволяющих сравнительно легко достигнуть этой цели. Кто-то выходит на стадию принятия без посторонней помощи, другим требуется совсем небольшая поддержка – молчаливое понимание, невмешательство. Обычно это пациенты пожилые. Они спокойно принимают приближение смерти; они много работали и страдали, вырастили детей и добились своих целей. Старики осознают, в чем смысл их жизни, испытывают удовлетворение, вспоминая прошедшие годы.
Другим повезло меньше. Подобного телесного и умственного состояния пациенты достигают, лишь получив достаточно времени для подготовки к смерти. Им требуется куда бóльшая поддержка и понимание окружающих, так как первые стадии они преодолевают в борьбе. Большинство пациентов, добравшихся до стадии принятия, встречали конец без страха и отчаяния. Лучше всего для сравнения здесь подойдут строки Беттельгейма о раннем детстве: «Это тот самый возраст, когда нас ни о чем не просят, зато дают все, что нам необходимо. Психоанализ рассматривает раннее детство как период пассивности, возраст первичного нарциссизма, когда человек думает, что он – это и есть весь мир».
Итак, возможно, в конце жизни, когда мы сделали все, что хотели, и отдали все, что могли, испытали и радости, и муки, – мы возвращаемся туда, откуда все начиналось. Кольцо жизни нашей замыкается.
Два интервью, которые я привожу дальше, представляют собой беседы с супругами, пытающимися достигнуть стадии принятия.