Что же происходит, когда врач не оставляет шансов больному с «псевдофатальным диагнозом», а впоследствии (при должном лечении) происходит ремиссия? Явно или неявно, но пациента «списывают». Ему могут сказать, что «больше мы для вас ничего сделать не можем», его могут отправить домой, подразумевая, что смерть неизбежна и является делом времени. Если такой больной в итоге все же получает адекватное лечение, то наступившую ремиссию он считает чудом, шансом на жизнь, «дополнительным временем», на которое он и не рассчитывал. Все зависит от того, как с ним работали ранее, от методов коммуникации.
Доктор Белл[3]
дает нам важный посыл: каждому пациенту следует предоставить шанс на возможность дальнейшего эффективного лечения; не следует расценивать каждый случай тяжелого заболевания как фатальный, то есть – нельзя бросать пациента. Я бы добавила, что «бросать» не следует ни одного пациента, независимо от того, излечима его болезнь или нет. Как раз тот человек, которому медицина уже помочь не в состоянии, нуждается в заботе уж никак не меньше, а быть может, – и больше того, кто рассчитывает на очередную ремиссию. Если такого пациента «бросить», он и сам, вероятно, сдастся. Допустим, ему можно помочь, однако помощь запоздает, так как у человека уже не будет ни готовности, ни настроя «попытаться еще раз». В таком случае очень важно донести до пациента, что «исходя из опыта, мы сделали все, что возможно, и все-таки примем все меры, чтобы вы чувствовали себя хорошо». Пациент будет сохранять проблеск надежды, считать своего врача другом, который останется с ним до конца. Больной не почувствует одиночества, не ощутит, что доктор его покинул, посчитав, что медицина бессильна.У большинства наших пациентов, так или иначе, наступает период ремиссии. Многие из них отказались от надежды, кто-то даже перестал делиться своими тревогами. Многие ощущают изоляцию, одиночество. Еще больше пациентов, которые чувствуют, что их мнение при решении важных вопросов более не учитывается. Примерно половину наших подопечных отпускали домой, направляли в хосписы, чтобы в дальнейшем снова принять на лечение. Все они благодарили нас за то, что мы обсуждали с ними надежды и опасения относительно серьезности заболевания. Они не считали разговоры о смерти и умирании преждевременными, не думали, что ремиссия делает их бессмысленными. Пациенты рассказывали нам, какое облегчение и комфорт они испытали, вернувшись домой, и придавали большое значение беседам, которые мы провели с ними до выписки. Несколько человек попросили нас провести встречи с их родственниками до того, как уйти из больницы. Им хотелось напоследок честно расставить все по своим местам и насладиться последними днями в кругу семьи.
Если люди станут считать смерть и умирание неотъемлемой частью жизни и спокойно обсуждать такие темы – это будет полезно для них самих; мы ведь не испытываем смущения, сказав, что кто-то из знакомых ждет ребенка. Если люди будут делать это чаще – нам не придется задаваться вопросом, стоит ли уже начинать разговор с пациентом или подождать следующей госпитализации. Мы не можем прогнозировать, что именно эта госпитализация – последняя, поэтому подобный рациональный подход избавил бы нас от необходимости об этом задумываться.
Нам приходилось встречаться с несколькими патологически некоммуникабельными больными, находившимися в депрессии. После того как мы обсуждали с ними последнюю стадию их заболевания, психологическая напряженность спадала, настроение улучшалось, пациенты начинали хорошо питаться. Некоторые даже выписывались с улучшением, к немалому удивлению родственников и медицинского персонала. Я убеждена: всегда стоит найти время, определить верный момент для того, чтобы сесть, поговорить, поделиться тревогами и страхами. Попытки игнорировать проблему могут нанести гораздо больше вреда.
Я подчеркиваю: момент действительно должен быть выбран правильно, поскольку пациенты ничем не отличаются от здоровых людей. У них тоже бывают минуты, когда хочется обсудить то, что их гнетет, бывают дни, когда есть настроение просто помечтать, пусть даже эти мечты несбыточны. Мы видим, что почти все больные с готовностью делятся своими заботами с собеседником. Для этого пациент должен понимать, что ему готовы уделить дополнительное время. Мы же должны почувствовать, что у него есть желание поговорить. Такая форма диалога всегда вызывает у больного облегчение, дает надежду.
Если моя книга позволит родственникам лучше понять неизлечимого больного, послужит для медицинского персонала средством постижения скрытых желаний пациента, я буду считать, что она свою задачу выполнила. Если мы, специалисты смежных профессий, поможем пациенту и его семье подстроиться друг под друга, совместно прийти к принятию неотвратимого будущего, – это даст умирающему возможность избежать лишних мук и страданий; еще больше это облегчит боль семьи больного.