Пациент: Не так давно, за несколько месяцев до того, как точно поставили диагноз. Когда видишь определенные симптомы, начинаешь читать об этом все, что попадется под руку. Прислушиваешься, что говорят по этому поводу, узнаешь, как называются разные болезни. Из того, что я прочел, – грибовидная гранулема больше всего подходила под мою картину. В конце концов ее подтвердили, а я к тому времени уже совсем доходил. Начали опухать щиколотки, я постоянно потел, в общем, несчастнее меня человека не было.
Доктор: Вы это и имели в виду, когда сказали «я доходил»? То есть – вы были несчастны? Я правильно поняла?
Пациент: Да, точно. Доходил. Все зудело, кожа отслаивалась, потливость. Болели щиколотки. Был самым что ни на есть несчастным человеком на свете. Конечно, когда такое происходит, начинаешь обижаться на судьбу. Наверное, задумываешься – ну почему это именно со мной приключилось? Потом приходишь в себя, говоришь: «А что, чем ты лучше других? Почему бы и не с тобой?» Вроде как сам с собой договариваешься. Дело в том, что, когда смотришь на других, сразу обращаешь внимание на их кожу. Смотришь, нет ли каких пятен, признаков дерматита. Остается единственный интерес в жизни – разглядывать людей, искать у них дефекты на коже, думать – кто еще страдает от таких болячек, понимаете? Мне кажется, люди тоже меня рассматривают, я же от них отличаюсь…
Доктор: Конечно, это внешний симптом болезни.
Пациент: Ну, да.
Доктор: Что вообще для вас значит эта болезнь?
Пациент: Что значит… Значит, что пока никого от нее еще не вылечили! Да, бывают ремиссии на какое-то определенное время, бывает, что и на неопределенный срок. Для меня это значит, что я жду – вот кто-нибудь, где-нибудь уже проведет исследование. Столько умных голов работает над этой проблемой! Может, случайно найдут лекарство, когда будут изучать что-то другое. Это значит, что я должен стиснуть зубы, ждать день за днем, надеяться, что в одно прекрасное утро проснусь, сяду на кровати, а доктор тут как тут. Говорит: «Хочу сделать вам один укольчик». А это новая вакцина или еще что-то, и через пару дней у меня все пройдет.
Доктор: То есть что-то эффективное.
Пациент: И я смогу вернуться на работу. Я ведь люблю ее, карьеру сделал, пробился в руководство.
Доктор: Чем вы занимались?
Пациент: Был старшим техником на главпочтамте. Продвинулся до руководства всеми мастерами. У меня в подчинении семь или восемь человек, в конце дня принимал у них работу. Был уже не подсобным рабочим, выполнял более-менее квалифицированные операции, перспектива продвижения, опять же. Я же знал, любил свою работу. Ни об одной минуте не жалею. Жене всегда помогал, пока дети были маленькие. Надеялись, что они добьются успеха, что мы сможем себе позволить то, о чем только слышали и читали.
Доктор: Например?
Пациент: Например – путешествия. Хочу сказать, что мы никогда никуда не выезжали. Наша первая дочка родилась недоношенной, ее жизнь долго висела на волоске. Выписали из роддома только через два месяца. До сих пор дома лежит куча квитанций из больницы. Счет был – два доллара в неделю. А я всего семнадцать в то время зарабатывал. Приспособился тогда ездить на электричке до роддома; с собой – две бутылочки грудного молока, жена сцеживала. Полные отдаю, пустые забираю, снова прыгаю на поезд, еду в город, на работу. Вечером, после работы, приношу пустые бутылки домой. А молока у жены – хватило бы, наверное, на все отделение недоношенных детей. Так что мы всех их очень хорошо снабжали, а для меня это означало, что нам удалось преодолеть трудности. Я вскоре должен был перейти на новую ступеньку по окладу, уже не пришлось бы считать каждый грош. И это значило, что со временем мы могли бы запланировать поездку вместо того, чтобы сидеть дома. Дочке нужно было полечить зубы, ну и всякое такое прочее. Вот что это для меня значило – несколько хороших лет более-менее спокойной жизни.
Доктор: После долгих лет трудностей.
Пациент: Знаете, многие преодолевают куда бóльшие трудности, чем мне пришлось. И дольше мучаются. Я работал в литейном цеху, на сдельной оплате. Пахал как лошадь. К нам домой приходили друзья, рассказывали жене, что я слишком усердствую. Жена мне с этим всю плешь проела, а я ей, бывало, говорил, что ребята просто завидуют. Знаете, как бывает? Когда вокруг много мускулистых парней, им не нравится, что у кого-то мышцы крепче, чем у них. А у меня так и было. Если уж я пришел на работу – то работаю. Есть возможность продвинуться – я продвигаюсь, будь хоть какой шанс. Меня даже пригласили в контору, сказали, что, если они и надумают назначить мастером цветного, то это буду я. Такая у меня была гордость в ту минуту… только потом я потух, ведь они сказали – «если». Стало быть, это могло случиться через год, а могло и в следующем веке. Ну, я и сдулся, решил, что, как бы там ни было, надо просто работать. Но мне тогда все казалось легко. Была молодость, были силы. Верил, что все по плечу.