О театре и не только

Так вот, Лага Нимгирович разговаривал тоже громко. Но знал, где и что говорить громко. Если был чем-то недоволен, он мог себе позволить критиковать на полную катушку в любом месте. Он был не из трусливых. Но был в меру тактичен. Как-то в работе над пьесой «Воззвание Ленина» в кабинете Санджи Каляевича Каляева на Пионерской улице мэтр рассказал про Цаган-Нурского земляка по имени Шомпу. Мне понравилось это имя, и я предложил заменить имя одного персонажа на Шомпу. Каляев улыбнулся: «Нравится?» И согласился на моё предложение. Шомпу – шомпур, шаловливый, шалый, шустрый – такие ассоциации. Образ, характер, был заряжен в самом имени, Лага Нимгирович был доволен ролью. Позже, уже перед смертью, он сыграл в спектакле «Случай, достойный удивления» отца Дорджи. Такой весь озабоченный, заводной дед, который говорил, ходил, ругался на пятой скорости. Неуёмный дед, хотел счастья дочери и не мог угомониться, пока не добился своего.

На Лага Нимгировича, на актёра, и на Бориса Бадмаевича Мемеева я мог положиться. Они не предадут, не настучат, за спиной не нашепчут. С другими всякое бывало. Бойся данайцев…. С Борисом Бадмаевичем иногда зависали на его кухне. Его жена, тётя Валя, работала с моей мамой. Выпив наркомовскую норму, Борис Бадмаевич тихо и скромно (что было не в его характере) рассказывал о довоенных делах театральной жизни.

Однажды он рассказал, как бежал из концлагеря через трубу. Я был хорошим слушателем. Ни в чём не возражал, не задавал вопросов. Если бы Борис Бадмаевич сказал, что покушался на Гитлера, то я бы не стал опровергать. Иногда в нём просыпался шукшинский Бронька Пупков. Довоенные люди не состоялись полностью и восполняли пробел фантазиями из прошедшей жизни. Борис Бадмаевич окончил Астраханский техникум искусств ещё с моей мамой и работал в Калмыцком театре. Это был первый костяк труппы театра. Потом репрессия, депортация, и это поколение было выбито из жизненной колеи. Был сломан хребет – воли, здоровья, оптимизма. Будущее было закрыто и это самое страшное.

Задумано в самом начале,

Чтоб мы веселились не часто:

душа наша – орган печали,

радость в ней – для контраста.

Игорь Губерман

Поколения

В театре главная фигура – режиссёр. Но когда идёт спектакль, всё-таки главный – актёр. Актёр – это продолжение режиссёра в пространстве, в том высоком и тонком стремлении к совершенствованию, которое осуществляет режиссёр через творчество актёра. Режиссёрскую работу зритель зачастую не замечает. Чем больше режиссёр в актёре, тем лучше спектакль. Зритель всегда отмечает актёра. Как хорошо сыграл актёр такой-то. Режиссёр использует внешние данные актёра, психофизику и вытаскивает, обнажает те черты его характера, которые соответствуют персонажу. Иногда актёр или актриса не знают свои возможности, и раскрыть нутро – задача режиссёра. Все актёры разные по мастерству, психофизике, пластике, мировоззрению, и к каждой личности режиссёр должен найти ключик, чтобы раскрыть все его возможности.

Невозможно любить всех одинаково. Не могут жить все одинаково хорошо и счастливо. И любовь, к сожалению, бывает непостоянной, и счастливо живут все по-своему.

Счастье дышать и не болеть. Счастье получать удовольствие от работы, счастье отдыхать у моря, счастье иметь рядом хороших людей, друзей. Но, к сожалению, счастье не приходит одно и не всегда всё бывает хорошо.

Я работал со всеми поколениями выпусков студий, и контакты были на разных уровнях. У режиссёра Марка Захарова есть книга о театре «Контакты на разных уровнях». Счастье, когда с творцами находишь контакт. И опять же, к сожалению, контакты в театре бывают непостоянны. Это зависит от обстоятельств, от характера творца, от воспитания. Да мало ли от чего. В других сферах контакты людей не так разительны. У творцов постоянство не актуально. Но бывают исключения.

Были ли у меня контакты с выпускниками студий? Было по-разному. Приезжает из центра, из Москвы, амбициозная, тщеславная поросль в провинцию. Они видели хорошие театры, хороших актёров. И вот, приехав в провинцию, они думают, что созревшие творцы и что покорят замшелых, заштампованных актёров. Не все, конечно, так думают. Но если в студии есть два-три «возбудителя спокойствия», то не жди мирного сосуществования. Вначале они осматриваются, а через некоторое время, когда оклемаются, оглядятся, начинают сотрясать воздух. Это бывает и в российских театрах. А там, где есть мощные мастера и здоровый коллектив, раздрай не пройдёт. Я знаю, такие «волнения» молодых произошли в Архангельске, в Астрахани. Директор Астраханского ТЮЗа Кочетков сказал мне: «Подожди, утихомирю возбудителей спокойствия, и ты придёшь на постановку». Он победил. Враг не прошёл. Но и я не поехал. А должен был поставить у него «72 небылицы» для детей. Кочеткову пьеса нравилась. Но это так, к слову.

После ленинградцев студии выпускались примерно через каждые 10 лет. Выпуски 1963, 1972, 1980, 1992, 2011 годов. Потом шёл естественный отбор. Уходили сами из театра. Оставались патриоты, одержимые, верные театру, несмотря на скудный месячный паёк.