Почему колхозных коров пасли ночью – непонятно и сейчас. В Сибири и летом холодно. Коле было лет 16–17. Постоянно носил в кармане складной ножичек. А деревенский пастух выпасал коров только днем и с берданкой. Однажды Коля позвал меня пойти с ним на ночевку, а я стал отбрыкиваться, как будто приглашает войти в клетку с тиграми. Одно только приглашение напугало меня. Вокруг лес, а коров пасли в пролысинах, где меньше ветра и трава более густая. Не то что ночью, днем даже страшно. Как-то раз мать Коли попросила нас с Витькой отнести её сыну еду. Прибежали на культстан, т.е. культурный стан, а там его нет. Культурный стан – это халабуда, как сейчас временный вагончик у строителей, так же на колесах. Вокруг лес, а эта сторожка изображала жилище. Хижина дяди Тома была, наверное, лучше. К чему привожу такие подробности? Потому что тысячи калмыков, жившие в сибирских деревнях, прошли эту безрадостную, голодную, с унижениями жизнь. Старшее уходящее поколение все это пережило и знает. Мне один главный редактор газеты сказал: – Зачем ты пишешь, как в Сибири унижали? Потрясающе! Пусть все знают! Что, я один должен помнить и мучиться. Пусть и у других «кошки скребут» в душе. Но я думаю, что многие не будут читать. Зажрались!
Нашли Колю, отдали узелок с едой. Коля тут же проглотил всё, сделал самокрутку из каких-то трав и затянулся. – В другой раз придете, украдите где-нибудь газету. Самокрутка из газеты вкуснее – спокойно так дал установку Коля. А где её взять, эту газету? И с тетрадками проблема. Это сейчас газет видимо-невидимо. Одних официальных и бесплатных оппозиционных хоть соли, хоть культстан строй. А Коля – поев, покурив – повеселел. Хоть какая-никакая живая душа рядом. И, помолчав, он брякнул: – Тут вчера волк бродил. Ночью, возле стада. Возвращайтесь с оглядкой. Оторвет ненароком что в штанах у вас.
Мы с Витькой перетрухнули. Откуда нам было знать, что Коля опять фантазийного червячка выпустил. Мы засобирались, а Коля: «Посидите. Там вон ягода растет. Гнезд много». Какие ягоды и гнезда. Лишь бы домой целыми добраться. Бежали без оглядки. Коля был лет на 10 старше, а уже был другой человек. При всей физической и моральной мерзости вокруг не терял присутствия духа.
Хитроватый, усатый дядька с зашибленными гениальными мозгами устроил нам физическую и моральную экзекуцию на целых 13 лет. В стране, где «… так вольно дышит человек». Не только нам, калмыкам, но и другим народам. Жаль, что для некоторых нет ада, чтобы наказать земных сатанистов за Колю и за тысячи других безвинных людей.
Прибежали с Витькой домой, а Колина мать лежит, стонет. Горячую воду сделайте – только сказала одну фразу и опять застонала. Согрели, дали в железной кружке пить. Она платком обвязала кружку и стала пить. Глотка три сделала и отдала кружку. Пришла мама, сделала ей чай, а она и чай пить не стала. Смотрит на маму, а в глазах слезы. Мы с мамой молчали. Я вспомнил, как по приезду в Сибирь, заболела мама. Я сидел у её изголовья и молчал. А мама говорит: «Умру, наверное, Боря. С кем останешься?», – и плачет. И я заплакал и запричитал: «Не умирай, мама! Не умирай!». А она взяла мою руку и спокойно говорит: «Не плачь. Может, Бурхн поможет». Бурхн помог. Выздоровела мама. И когда вдруг вспоминаю этот грустный момент, на душе становится тоскливо, хоть и прошло уже 70 лет. К глубокой ночи в помещении затихло. Стоны больной прекратились. Мама зажгла керосинку, подошла к Колиной матери и сказала тихо: «Боря, она умерла».
И тишина. Я лежал не шелохнувшись. Эта была первая смерть соплеменницы в Сибири. Все произошло прозаически, тихо. Иной раз молоко прольешь – и то вскрикивали. А тут все тихо, и мама не всплакнула. Молчала, сидя на полу у изголовья покойной. «Муульта цаг, муульта цаг», – тихо сказала мама и накрыла лицо усопшей платком.
Утром побежали с Витькой на культстан, сообщить Коле. Прибежали. А Коля как будто нас ждал. Стоит без движения, смотрит на нас и молчит.
– Твоя мамка умерла… – выдавил Витька. Коля отвернулся и долго молчал. Увидев нас, несущихся к культстану, он сразу почувствовал неладное.
Ближе к обеду пошли втроем на кладбище. Вырыли небольшую яму. Копали попеременно. Какие мы с Витькой помощники, но копали. А Коля сделает самокрутку, покурит и опять копает. Пришли домой. Мама уже отпросилась с работы и вытирала мокрой тряпкой лицо Колиной матери. Потом завернули во что-то и Коля с мамой понесли тело умершей на кладбище. Мы с Витькой брели сзади. Пришли на кладбище. Коля с мамой взяли концы тряпки у изголовья, а мы с Витькой за другой конец тряпки и стали опускать. Тряпка у нас с Витькой сорвалась (силёнок то нет) и Коля с мамой быстро опустили тело. Голова уперлась в стену. Мама сказала, что надо бы поправить, но Коля молча стал закапывать. Никто не плакал. Коля закопал, постоял немного и, ничего не сказав, молча пошел. Таких похорон я больше никогда не видел. Человек ушел из этой жизни и… ничего не произошло. Даже похороны прошли унизительно.