О театре и не только

Глобализация во всем. Объединяются государства в союзы, блоки, единая единица валюты. Раньше жили в своем «обособленном домике». Один язык, своя архитектура, музыка, песни, одежда, еда. Сейчас живем в большой «коммунальной многоэтажке», в которой живут люди разных национальностей и общаются на языке страны. Различие между народами при современной цивилизации сокращается как шагреневая кожа. Культура, литература, языки сближаются. Бывают времена, когда собственный язык (калмыцкий) вовсе не нужен. Вот сейчас, в 2008 году, калмык может прожить жизнь и не знать своего языка. Такого не могло произойти, скажем, в Джунгарии. Таким, образом, языки уступают место друг другу, коль скоро этого требует жизненный уклад. Многочисленные народы поглощают малочисленные. Сильные культуры и языки подавляют то, что послабее. Идут мощные, незаметные изменения во всем, и в языке в том числе. Притом в ускоренном темпе. За какие-то 100 лет мы потеряли тысячелетнюю культуру языка.

Что надо делать?

Так же мощно сопротивляться давлению времени.

А для этого нужны финансовые затраты, такие же как на экономику. Если и сейчас упустим шанс, через 100 лет язык исчезнет. Нас просто будут игнорировать. Мы будем жить просто для желудка. Мы с азиатскими лицами будем изгоями. Мы не сможем постоять за себя. У нас снивелируются, исчезнут такие понятия как честь, гордость, патриотизм.

Мир идет к сокращению языков и в необозримом будущем мы будем одна семья с одним, двумя, тремя международными языками. Но что же теперь делать? Плыть по течению или лапки к верху? Я разговаривал со многими известными людьми Калмыкии о языке. Они уже смирились и сдались такой ситуации. Они чувствуют бесполезность в борьбе за язык, да и за искусство.

Один уважаемый знакомый человек меня огорошил: «А зачем калмыцкий язык, он уже не нужен. И так многие простые люди говорят». Вот так далеко мы зашли. Много отрицательной энергетики. Все заняты накопительством. Возятся в песочнице. Язык исчезает. Не затухает, а исчезает. Патриотизм уже исчез. А мы космополиты и не патриоты, а так – “төгрг чирәтә, уутьхн нүдтә, орс келтә” какая-то азиатская прослойка. «Мы не понятная биомасса»,– зло шутит один банковский работник.

Я знаю, что многие будут недовольны этими размышлениями, найдутся противники. С чем-то будут согласны, а в основном будут говорить, что эти соображения ничего не дают позитивного и т.д. И мы опять не приблизились к существу вопроса.

Я сам понимаю, что не все вечно на земле.

Примеров много. И с языковой историей других народов и что будут глобальные катаклизмы, и что Солнце потухнет через несколько миллиардов лет, и что Вселенная расширяется и т.д. И что же сдаваться? Ждать пока затухнет солнце?

Вывод. Значит мы не созрели! Мы слабаки!

В советское время была какие-то союзы, конференции, съезды, выставки и т.д. А сейчас сами по себе. Например: Художники Калмыкии босякуют. В рыночное время картины покупают на потребу дня. На историческую, патриотическую тему обыватель не купит. А у музея денег нет. Организации, ведомства не заинтересованы выкупать. А в советское время те же «Цо Манджи», «Паганини», «Мать-земля родная» Гаря Рокчинского музей закупил. Поэтому художники создают пейзажи, портреты частных людей, на большее они не рассчитывают не потому, что не хотят или не могут.

Синьцзянские калмыки живут в окружении китайцев, но язык сохранили. Общаются между собой на калмыцком, с китайцами на китайском. Я встречался в Улан-Баторе с синьцзянскими калмыками. Какой красивый язык, какая плавная речь. Прямо все Ченкалиевы Б. Вот, допустим, (прошу не возмущаться) объединились бы синьцзянские калмыки и русские калмыки, был бы толчок в возрождении языка. Это один из многих рычагов для возрождения языка.