О театре и не только

Уляш Джолаевна Наркаева училась в ГИТИСе, а потом, кроме депортации, всю жизнь проработала в театре. В конце жизни, а ей тогда было 85 лет, как и моей маме, говорила мне за чашкой чая: «Боря, я ни о чём не жалею, ни на кого не обижаюсь. Вырастила детей, вот внуки пошли. Ничего, живу. Ну, капни, помянем твою маму. Про меня не забывай. Я же твоя соседка. Приходи ко мне, расскажу про Сибирь. Как в ДОКе работала. Брёвна таскала. Улан Барбаевна жила рядом. Она, бедная, была лежачая. Всё было, Боря. Выжили».

Уляш Джолаевна без мужа воспитала четверых детей. Она не была несчастной, ущемленной женщиной. У неё был стержень внутри. Когда она выпьет на праздниках, всегда повторяла: «Уляш, не пропадет. Назло всему я выдержу! Я комедийная актриса, но серьезный человек!». Курносая и со специфически поставленным ртом, она была похожа на киноактрису Мурзаеву и немного на Носову Тамару, но это была калмыцкая проекция на русских комедийных актрис. На сцене она была эксцентричной, темпераментной. Коронная роль была у Наркаевой Янкура в «Кенз байн» («Запоздалый богач») Б. Басангова. По психофизическим данным Уляш Джолаевна была одно к одному в образе Янкуры. Внешние данные только обогащали образ. В клубе «Строитель», где шел спектакль «Кенз байн» в 1959 году, в зале стоял грохот на появлении Янкуры. Зал был заполнен до отказа, стояли в проходах и сидели прямо у ног актеров. Когда из зала выкрикивали: «Янкура, давай!», Уляш Джолаевна заходилась в раж и иногда плюсовала.

Время было другое. Зритель, приехавший из Сибири, был восторженный. Это мягко сказано. Открылся Калмыцкий театр – публика неистовствовала. Энтузиазм зашкаливал, бурные продолжительные аплодисменты, но ветхие стены клуба «Строитель» остались целы. На финал спектакля зритель вставал, хлопал, свистел. Брежнева так не встречали. После спектакля народ не расходился. Все тусовались, как сейчас говорят, возле клуба, делились впечатлениями, знакомились, узнавали знакомых, кто-то бежал в магазин. Появлялась гармошка, все пускались в пляс. Народ ликовал. На следующий день в городе говорили о спектакле, о Мемееве, который играл Закрию, о Янкуре – Наркаевой, о Бальбаковой, которая играла жену Закрии, Болвсн. Говорили о красавице Елене Русаковой: «Как сохранилась, как сохранилась! Все та же Леля!». Старшее поколение знало и помнило Нину Петровну Баденову, которая создавала сильные, благородные характеры. Кто-то ахал, вздыхал по поводу увиденных Г.Манджиева, Б.Морчукова, А.Армановой. Это были актеры довоенного периода, и многие зрители их знали. Праздник души был грандиозный. Шел август 1959 года.

В 1959 году состоялось второе рождение театра после депортации калмыцкого народа в Сибирь. В театре были заняты актеры довоенного выпуска и выпускники ГИТИСа 1942 года. В спектакле «Кенз байн» Борис Мемеев и Уляш Наркаева были лидирующими. Это, конечно, выписанные Баатром Басанговым роли и, естественно, талант актёров способствовал успеху. Молодую Инджир играла немолодая уже Елена Русакова. Молодую героиню Кеемя в «Случае, достойном удивления» исполняла она же. Разницу возраста героинь и актрисы соскучившийся по театру зритель не замечал.

В 1959 году в Калмыцком театре состав актеров состоял из 20 человек. Молодежи, к сожалению, не было. Когда я ставил через 20 лет пьесы «Кенз байн», «Случай, достойный удивления», «Чууче», уже был ленинградский выпуск молодежи. Была ли разница в мастерстве актеров довоенных и выпускников 60-х годов? Конечно. Но контакт, сплав, соединение произошли естественно, мягко и незаметно для обоих выпусков и поколений.

По человеческим и творческим параметрам не было резкой стыковки. А растворились оба поколения, как молоко в чае. Старшее поколение приходило на репетицию загодя, у них до репетиции или спектакля оставалось время. Молодые же бежали к театру, забегали в свою гримерную, успевали надеть театральный костюм и, запыхавшись, мчались на сцену. Вот это мне не нравилось. Старшее поколение делало все степенно, без суеты. Через какое-то время и молодые приноровились к этике закулисной жизни. Меня удивляло и раздражало, что актеры на репетицию бежали от остановки автобуса к театру со скоростью сайгака. Как будто готовятся к олимпийским играм. Город маленький, актеров знают в лицо. А если два-три актера бегут, то прохожие шарахаются, как от стада бизонов. Не солидно это, думал я, когда мимо меня пробегали актеры-стайеры. Я чуть утрирую, конечно, чтобы молодые брали на вооружение и эту часть жизни поведения на улице. Старшее поколение шествовало степенно, вальяжно, не торопясь, достойно. Вспоминаются актеры ленинградских и московских театров: идут по улице, и смотреть приятно. Шла порода, не торопясь, не оглядываясь, не дергаясь, шла Личность, устремленная взглядом вперед. Опять же не все, конечно.