Из-под шлема «Хоппера» донёсся тяжёлый вздох.
— Был бы человеком — пошёл бы на проверку дееспособности. Но весь город кверху дном… сочтут затягиванием дела. Тем более — речь о сармате. Собирается суд Саскачевана, мистер Маккензи…
Гедимин не знал, почему последняя фраза сказана так многозначительно, однако видел, как Кенен ошалело мигнул.
— Сам сэр Мойтесси⁈
— Берите выше — сама леди Ламейгра, — отозвался Эттвуд. — И, учитывая прошлое подсудимого… не думаю, что вердикт вам понравится.
Чужаки вышли. Дверь захлопнулась, с той стороны лязгнуло — опустили дополнительный заслон. Наручники ослабли достаточно, чтобы Гедимин мог сесть — но он лежал и смотрел в потолок. «Не нравится мне всё это. Снова к „макакам“, да ещё особый суд… Маккензи, мать его колба! Похоже, он опять меня сдал…»
— Подъём!
Фосфоренцирующая панель, вмурованная в стену под потолком — хороший источник света на всю ночь — показывала шесть утра. В дверях узкого отсека остановился экзоскелетчик. Медик — в облегчённом варианте пехотной брони, но белого цвета (Гедимин такую только в больнице Стэнфорда и увидел — даже в тюрьме Кларка медики снаряжались попроще) — отстегнул его от койки, бегло просканировал спину и защёлкал застёжками фиксатора. Десяток щелчков — и кожу Гедимина обдало прохладным воздухом, а потом — брызгами дезинфектанта. Рядом с хребтом в мышцу воткнулась игла.
— Выдержит? — деловито спросили из-за двери.
— Чего нет-то? Тески — твари живучие. Ну чего встал⁈ В душ его!
Гедимин с трудом удержался от радостной ухмылки — место не способствовало. В лишённом окон одиночном медотсеке Стэнфорда он сидел уже неделю; в душевую отвели впервые, обычно выдавали спиртовые салфетки, и теперь сармату казалось, что спирт и грязная слизь вперемешку выходят через кожу. В отсеке было устройство для тренировки мышц, — спина не размякла, изнутри уже не чесалась, только при резких движениях отзывалась ноющей болью. «Опять добавил по старой ране,» — морщился Гедимин. «Что ж мне так везёт на полёты…»
За неделю он не видел никого, кроме санитаров, медика и охраны; даже вездесущий Маккензи сюда не пролез — или решил, что его дело сделано?.. У Гедимина были к нему вопросы — в основном по восстановлению энергоблока; о себе ему не хотелось и думать. «Вот правильно станция со мной не общалась. Шевелился бы внутри быстрее, выкинул сборку вон — те две не „хлопнули“ бы, хоть сколько стержней роняй…»
— Ну, как там эти? Уже стоят? — медик рассеянно наблюдал, как Гедимин одевается в жёлтый тюремный комбинезон.
— А чего им? К половине седьмого, как на работу, — мрачно отозвался охранник. — Патруль уже подошёл, следит. Теска везти придётся от ворот до ворот.
— Ну, это не наши проблемы, — буркнул медик. — Мы им его живым сдадим? Живым. Эй, Кет! За тобой придёт «Хоук». Пойдёшь ногами, понял? Возиться с тобой никто не будет.
…«Хоук» долго ждал, пока сармату наденут наручники «правильно» — ему казалось, что они позволяют шевелить руками слишком свободно, медику — что охранник хочет устроить «мы-за-этого-теска-ещё-отвечаем!» гангрену кистей… Гедимин, пока они разбирались, обнаружил, что спина легче переносит даже резкие движения, чем стояние столбом, — какие-то мышцы всё-таки ослабли и ещё не восстановились.
«От ворот до ворот», — автозак заехал задним люком вперёд в преддверье больницы, Гедимина втащили внутрь — и через десять минут резких поворотов (на первом же сармат «повис» на «Хоуке» и так на него и опирался — силы надо было беречь) снова выдернули в открытый люк.
— Слизь! — заорал кто-то снаружи, от защитного поля над автозаком что-то отскочило, следом затрещал шокер, и кто-то, охнув, повалился мешком. Гедимина дёрнули вперёд, в широкий освещённый коридор; ворота уже захлопнулись.
Кто бы ни строил это здание, на ширине и высоте он не экономил, — Гедимина вели, придерживая за плечи, два «Хоука» и даже не царапали турелями стены и потолки. У особенно высокой двери один экзоскелет отпустил сармата и подался назад.
— Надолго морока?
— Вызовут, — буркнул охранник, вталкивая Гедимина в широкий круглый зал.