Другой способ проиллюстрировать метаморфозу – намекнуть на нее, показав некоторые ее последствия. Охотник Актеон, на свою беду, мельком увидел голой богиню Диану (римский эквивалент греческой Артемиды) купающейся в источнике. Разгневанная богиня, не имея возможности дотянуться ни до одежды, ни до оружия, зачерпнула горсть воды и плеснула ему в лицо, прибавив с вызовом: попробуй теперь рассказать, что видел ее без одежды. Вот слова Овидия:
«Ныне рассказывай, как ты меня без покрова увидел,Ежели сможешь о том рассказать!» Ему окропилаЛоб и рога придала живущего долго оленя;Шею вширь раздала, ушей заострила верхушки,Кисти в копыта ему превратила, а руки – в оленьиДлинные ноги, всего же покрыла пятнистою шерстью,В нем возбудила и страх. Убегает герой АвтоноинИ удивляется сам своему столь резвому бегу.<…> Он колебался, а псы увидали <…>Он же бежит по местам, где сам преследовал часто,Сам от своих же бежит прислужников! Крикнуть хотел он:«Я Актеон! Своего признайте во мне господина!» —Выразить мысли – нет слов. Оглашается лаяньем воздух.<…> И пока господина держали,Стая другая собралась и в тело зубы вонзает.Нет уже места для ран. Несчастный стонет, и еслиНе человеческий крик издает – то всё ж не олений <…>Овидий. Метаморфозы. Книга I. Стихи 193–238 (перевод С. Шервинского)Так Актеон, всё еще остававшийся человеком в мыслях и чувствах, но запертый в теле бессловесного оленя, встретил свою ужасную судьбу: собственные псы, не узнав его в изменившемся облике, разорвали его на куски. Лишенный дара речи, неспособный ни позвать на помощь, ни защитить себя, он был обречен.
Просто показать оленя, на которого нападают собаки, для художника недостаточно; это напоминало бы обычную сцену охоты. Нетривиально выглядел бы человек, на которого набросились собаки (ил. 129
), но история становится понятной, только если кто-то усмотрит на его лбу пару рогов. Скульптору не удалось выразить страдания человеческого духа, заключенного в теле оленя, но он смог, по крайней мере, рассказать саму историю, показав трагичные последствия, вызванные трансформацией.Как изобразить чувства и мысли человека, пленного в чужеродной форме – с этой проблемой столкнулись и художники, иллюстрировавшие историю Одиссея и Цирцеи. Волшебница Цирцея была одержима страстью превращать всех приходивших к ней путников в животных. Согласно Одиссее
, она проделывала это, сначала предлагая им напиток, а потом прикасаясь к ним волшебным жезлом, после чего они превращались в свиней и их можно было загонять в хлев, подобающее их новому положению место. Одиссей положил этому развлечению конец. Прежде чем прийти к Цирцее, он отведал особой травы[7], и поэтому зелье на него не подействовало. Сохранив свой облик, он изумил и напугал волшебницу и заставил ее вернуть прежний вид его спутникам, которые прибыли раньше и подверглись известной трансформации.
(129
) На Актеона нападают его собственные собакиРимская статуя
II век н. э.
Британский музей, Лондон
Один из вазописцев избрал драматичный момент: Одиссей грозит мечом Цирцее, которая, в испуге выронив чашу и жезл, пытается бежать (ил. 130
). Двое его товарищей, превращенные в животных, радостно устремляются к Одиссею, восхищенные тем, что он сделал.Художник строго не следовал тексту Одиссеи
и изобразил людей с головами и хвостами разных животных: у одного голова и хвост кабана, у другого – лошади, словно процесс превращения был остановлен на полпути. Идея неплохая, но в статичном изображении сложно разобрать, что чему предшествовало или что произойдет далее. Нет намека на то, что эти люди находятся в процессе превращения в зверей: на первый взгляд это могут быть и не мутанты, а монстры, вроде Минотавра. У Минотавра было человеческое тело, а голова и хвост быка; у компаньонов Одиссея, похоже, тело человеческое, но с кабаньей (или лошадиной) головой и хвостом. Конечно, знающие эту историю – а конфуз Цирцеи помогает ее вспомнить, – легко догадаются, кто есть кто, но дух человека, заточенный в зверином теле, художник выразить не сумел.
(130
) Цирцея, Одиссей и его превращенные товарищи