Обыкновенные люди

Слова его растворялись во мне так же, как и предшествующий день. Первая минута напугала меня, вторая разозлила, а на третьей мне стало уже как-то все равно. Какая-то дистанцирующая апатия и безразличие к тому, кем всего еще пару минут назад был я. Какое мне дело до этого человека. Проблемы его сердца – его проблемы. Почему я должен беспокоиться из-за него. Бред какой-то – уставился я в медицинскую книжку с моей фамилией. Словно попал в кинофильм и наблюдал за собой со стороны. Мне даже казалось, что в любую минуту я могу нажать на кнопку «стоп» и вернуться обратно на диван, остановив это странное кино, но никак не мог найти эту кнопку. Эти буквы на медицинской карте. Почему они казались мне такими знакомыми?

– Это о ком-то еще. Ком-то совсем другом, – успокаивал себя я.

– Это же не обо мне? – спросил я у врача.

– О вас, – вернул меня в тело врач. – Главное – не переживайте, – сказал он.

После слов «не переживайте» я всегда начинаю переживать. И вот снова начал.

– Доктор, – обратился к нему я. – А вы бы сами не переживали на моем месте?

– Нет, – сказал он.

– Откуда такая уверенность? – придвинулся к врачу и спросил я.

– Потому что я не на вашем месте, – резонно ответил он или его короткие светлые волосы. Почему-то они напомнили мне пшеничное поле. Я даже задумался о том, что неплохо бы собрать с него урожай.

Напоследок он дал мне парочку направлений и указал направление.

Собственно, в него я и направился. А про себя подумал: «Вот же дают. Как сердце – так его нет. Как опухоль сердца – так оно есть. Неужели нужна опухоль, чтобы поверить в сердце?»

Опухоль

С одной стороны, я еще более обогатился концентрированными мыслями, точно уран. С другой стороны, опухоль – отличный повод для тортика.

– Вам как обычно? – спросила девушка.

– Нет, у меня опухоль, – улыбнулся ей я. – Так что мне как обычно, только в два раза больше.

Видели бы вы ее глаза. В этот момент в ней случилось что-то такое, чего я не могу объяснить. В них в одно мгновение точно зародилась и умерла Вселенная, а после уже на месте отсутствующей Вселенной осталась только простерилизованная обязанность выдать заказ и принять деньги. Естественно, она сказала: – Мне жаль.

Естественно, я сказал: – А мне нет.

На улице почувствовал брызги. Думал, что попал под дождь, а оказалось, стену мыли. И то, что еще минуту назад было на стене, оказалось на мне. Теперь стена чистая, а я в ней. Точно местами с ней поменялся.

– Не за что, – сказал я стене и посмотрел на небо. А там совсем высохло. Дожди не шли уже несколько недель. И куда подевался дождь? Может, застрял на границе, и его не пропускают таможенные облака? Синее, но сухое как стеклянная пустыня.

Когда я сел в пустой вагон, держа в руке пакет с двойным «Порционным», я все же не выдержал:

– Ты все слышала, да? – почти торжествуя, обратился я к опухоли. – Тебя еще можно вылечить!

Та промолчала и молчала всю дорогу. Мне даже стало немного одиноко. У меня всегда так. Когда кто-то, кто может говорить, не говорит, я чувствую себя еще более одиноко, нежели я бы был в полном одиночестве. Конечно, полная глупость, но мешает. В такие моменты даже как-то прислушиваться начинаешь. Вот и я ехал и слушал.

Стук рельс звучал как-то особенно по-металлически. Как если бы кто-то с одинаковой периодичностью задевал десертной ложкой тарелку с тортом, разрезая один кусок за другим.

– Ты так и будешь молчать? – пользуясь отсутствием людей, громче электрички спросил я у опухоли. – Да что с тобой?!

– Тот человек… – расстроенно произнесла опухоль. – Он хочет убить меня. Мне страшно, – дрожащим голоском прибавила она.

– Вот, значит, как мы теперь заговорили, – усмехнулся я, откинувшись на спинку. – Убить ее хотят, понимаешь ли… Нет, опухоль, это Ты хочешь меня убить. Ты.

– Ничего я не хочу, – пропищала она.

– Тогда зачем? – я оттолкнулся спиной от спинки. – Зачем ты это делаешь?

– Я не знаю, – потух ее голосок. – Но я не хочу умирать…

– А я, значит, хочу!? – я даже рот разинул от такой наглости. – Вот пойду и вырежу тебя.

– Чем же твоя жизнь так отличается от моей? – недовольно фыркнула она.

– Как это чем? Ты всего лишь опухоль, – справедливо заметил я.

– А ты всего лишь человек, – справедливо заметила она.

– Я целый человек! А у тебя даже глаз нет…

– А у тебя они есть? – она всхлипнула и замолчала.

В пустом вагоне опять стало слишком тихо. Я слушал, как кто-то стучит чайной ложкой о тарелку и смотрел на вспышки пролетающих мимо тортиков. Этот, наверное, шоколадный. Каким же будет следующий. Еще немного, и я бы научился считать станции по количеству пролетающих между ними десертов, но опухоль отвлекла меня от подсчетов.

– Прости меня, – неуверенно, словно проверяя, можно ли, произнесла она. – Я не должна была так говорить. Просто я тоже хочу жить. Я же в некотором роде только что родилась. Совсем недавно.

– Но ты же…

– Ну и что! – перебила меня она. – Если я опухоль, значит, по-твоему мне жить не хочется?

Я призадумался.

– Хочется, наверное… но…

– Но и вот! – пискнула она.