Обжечься светом

Голос знакомый. Этим голосом музыка, которая на секунду стихла, снова завелась у меня в голове. Или напомнила о себе. Когда он говорил, будто какое-то сверло стучало в моей голове, будто нужно достать оттуда кусок и всем показать – вот он, мутировавший ген.

Я тяжело дышал, может я слышал своё дыхание? Нет, это голоса.

– …а вы бы столько пролежали? – поймал я фразу первого спокойного голоса.

– Что-что? Сколько я здесь? Сколько? – я даже попытался приподняться, но теперь-то почувствовал тело. Там, где болело, там тело.

– Теперь нужно сказать! Вы молодец, Сергей Сергеевич!

Музыка. Она будто на заднем фоне.

– Сколько я здесь лежу?!

После нескольких попыток сбросить все, к чему я мог прикоснуться, он ответил:

– Перестаньте! Эдуард, вы пролежали здесь, в больнице, почти полтора года.

А может на него подействовали угрозы?

Полтора года. Почти. Это сколько месяцев, если два плюс два…

– Сколько месяцев? – спросил я голоса в темноте. Мне кажется, я видел, как они пожимали плечами.

– Полтора года, Эдуард.

– Я это услышал, кретин! Сколько это месяцев?

– Шестнадцать, – спокойно ответил первый.

– Идите к черту! Уходите! – я скинул последнюю подушку.

Я смотрел вверх и почему-то представлял потолок. А я мог его представить. Почему, интересно? Белое сплошное матовое полотно. Если бы где-то был включён небольшой ночник, то на этом полотне остались тени. Где-то на полу…

Ночник на полу как дома…он мне совсем не мешал, от него исходил тёплый домашний свет, он мог согреть даже больничную палату, отогнать запах и шум. Если я захочу спать, сказать. Я не хочу. Я смотрю вверх на потолок в темноту, а они резко кидались светом.

– Где мои очки?

Никто мне не ответил. Я поднял голову, без подушки не очень удобно. Если я пролежал здесь шестнадцать месяцев, то неудивительно, что моё тело меня не слушается. Я нашёл свою правую руку. Если бы одно окошко тёплого света! Почему окошко? Встать не получается, ног я не чувствую, а руки слабы. Хочется печенья.

Я снова лег, но белого потолка не было. Темнота. Не закрывать глаза, хорошая мысль, надо ее задержать. В голове будто сделали ремонт, заставили открытыми стеллажами, но на них пусто. Не открыть и не закрыть. Все наружу, но этого всего и нет. А что есть? Надо исходить из этого. Кто я вообще такой? Я тот, кто пролежал здесь почти полтора года. Одной рукой я потянул одеяло и сжал его зубами.

Шаги останавливались, перетаптывались и шли дальше, мимо палаты. Можно было различить женские и мужские. Женские позже останавливались, но дольше стояли. Каблуков здесь никто не носил. Конечно, столько ходить. Наверное, коридоры огромные. Что за больница?

По потолку прошёл острый жёлтый луч и остановился. Я поднял голову, фигура замерла у двери. Мужчина, это я понял по шагам по направлению ко мне.

– Эд, это я. Ты здесь? – чувствовалось беспокойство.

Я с шумом выдохнул и упал на место.

– Макс…

Что-то щёлкнуло и коснулось моей ноги. Вот она где. Макс сел на край кровати. Видимо опустил ограничитель. Затем, коснулся плеча и обнял меня. Да, он тоже врач, поэтому делает это аккуратно.

– Эд, я рад, что ты проснулся. Эд! Это все ничего, станет лучше. Я могу забрать тебя домой, если хочешь. Я приподниму? Необязательно быть здесь, – он приподнял кровать, а в его руках оказалась подушка. – Я в любом случае заберу тебя через пару дней. Поэтому меня сегодня здесь не было, извини. Можно включить свет?

Слишком быстро и много слов.

– Да, свет. Только я не знаю…

– Очки? Я найду.

Он тут же достал из ящика стола, этот звук я уже слышал. Как они там оказались? Макс хорошо знал расположение палаты. Его лицо осветила настольная лампа.

– Ты хочешь есть?

Полтора года меня кормили какой-нибудь дрянью.

– Вряд ли это назовешь едой, – он опустился в кресло, развернув его. Не улыбался, был серьезный, даже складка на переносице. Я засмотрелся на его розовую рубашку. – Ты знаешь, кто тебя ждет дома?

– Я живу один.

– Так было. Ничего. Твой мозг отдыхал, требуется время, чтобы восстановить цепочки. Но все получится.

Вот откуда этот бред у меня в голове!

– Кого ты помнишь? Меня ты сразу узнал?

– Да, – я пытался расшевелить застывшие извилины. – На работе…женщина. Наверное, секретарь.

– Да, ты работал последнее время с ней. Как ее зовут, или как она выглядит?

– Значит, я здесь полтора года? Это несправедливо!

– Ты все наверстаешь, как обычно. Я помогу тебе!

– Как обычно?! Ты считаешь это утешеньем?

Пришли два врача и медсестра. Она пожаловалась, что я сорвал капельницу. Я посмотрел на руку, затем вокруг себя, снова на руку. Мне показалось, что там торчит кусок углы! Пластырь прозрачный, поэтому я не заметил. Я содрал его не с первого раза. Макс почувствовал мою панику.

– Подождите с этим, – он остановил движение медсестры.

– Макс, пусть они уйдут, – я стал оглядываться. Чем бы запустить в них? Лампа слишком тяжелая и не дотянусь.

– Эд, тебя должны осмотреть врачи.

– Ты тоже врач.

Подушки не было.

– Я не твой врач и не ношу белого халата.

Макс говорил со мной осторожно, складок на его лице стало больше.

– Пусть уйдут!

– Эдуард, вы помните меня?

Голос был знакомым сверлящим, сверлил в моей голове.