Обжечься светом

Книга. Макс читал книгу, я вспомнил. Скорее всего свет здесь всегда был включен. Совсем как в обычных палатах. Моргнув, я оказался в светлой просторной палате. Выключатель расположился у меня над кроватью, поэтому я тут же взглянул на Макса. Это не морщинки. Белые бороздки тянулись от его лица до ворота рубашки и там прятались. В некоторых местах они защепляли кожу, будто пытались разойтись в стороны, но уже въелись в нее.

– А знаешь что? – вдруг выдал он. – Я думал, если ты придешь в себя, когда на моей голове останутся седые волосы, я буду их подкрашивать.

– Тебе пришлось бы это делать и до, и после!

Наконец, Макс рассмеялся.

– Еще я продал твою машину!

– Надеюсь, на аукционе?

Мы смеялись.

Макс, спрятав руки в карманы, расхаживал по палате передо мной, пытался успокоиться после проявления реакции, как будто кто-то сказал, что это неправильно, не время смеяться. А может потому, что я первым перестал.

Вот что значит, мерить комнату шагами. Это мой друг, а я не помню, что с ним случилось. Поэтому я больше не смеялся. Шрамы, я вспомнил слово, а от того, что мне приходится вспоминать слова, я даже разозлился.

Ноутбук скользнул у меня из рук и врезался в боковые ограждения кровати.

– Я уберу, – Макс захлопнул его и убрал на подоконник, шурша шторами. – Ты устал. На сегодня хватит, – он поправил одеяло.

– Мне хотелось записать все, что я помню или могу вспомнить, но даже это сложно, – я начал оправдываться и обратил внимание на левую руку. Очевидные шрамы от ожога змеиной кожей обволакивали от среднего пальца до манжеты, три пальца не сгибались.

– Просто говори мне, – ободряюще ответит Макс, а я в этих словах узнал в нем не только друга.

– А как же работа? Тебе никуда не нужно? На встречу?

– У меня есть помощник, – Макс опустился в кресло.

– Ты нашел мне замену?

– Такую роль я взял на себя, а себе нашел замену.

– Надеюсь, не очередное беспомощное существо?

И о шрамах я его все же спросил.

Глава 16

Если бы меня пятилетним ребенком привели в больницу к дяде, который лежит в коме, вряд ли я перестал бы молчать и неожиданно заговорил. Не стало бы хуже.

Потолок серый, в крупных квадратах.

Все же время, как песок. Стоит отвернуться, и вот, следишь за последними частичками, пытаешься запечатлеть все в последние секунды. И не вернуть. Завтра уже не то завтра, что ты представлял себе. Этого дня даже не существует, есть только сегодня. Вчера – это то, что, по-твоему, тебе удалось сделать из запланированного на завтра. Только я не могу собрать это в своей голове. Доктор прав, все было иначе. Проснуться через несколько дней или через месяц было неприятно, проснуться через год…полтора…

… страшно. Я листаю телефон и ничего мне не знакомо. Я потерял не только время, что каждую минуту сменялось на экране, а что-то еще. Нужно найти это в своей памяти, но как только мне кажется, что я нащупал эту нить, она уходила, уже не ускользала, как вначале, а переплеталась с другой, внезапно возникшей в голове, тоже требующей внимания. Эта важная и нужная мысль неясная, поэтому я не могу ее снова отыскать.

Мне бы только выйти из этой палаты, но этого я сделать не могу, я не могу даже сам встать!

Ребенок может попросить, стоит сказать, заплакать. Есть очевидные вещи. Но услышат ли его, если нужна помощь? Я слышу этот крик. Ребенок кричит, но никогда никто не подходит. И кричит не для этого, это не зов помощи. Так легче.

Если пролежать тихо два часа, терпеть, то это продлится всего два часа, а не четыре. Жёлтая жидкость капает и вмешивается с кровью. Голову наполняет густой туман, она тяжелеет и разгоняет мысли как сумасшедший ветер первый снег. Вместе с болью. Снова крик. А что еще может ребенок? Хотя чем я сейчас отличаюсь? Все так же, как и раньше, пока я сплю, мне можно сделать укол. Мне не больно, повторяю который раз про себя.

На щеке ощущаю теплое дыхание. Макс где-то рядом, но у него у самого испуганное лицо. Только приятный аромат…опять приходит мысль, но тут же растворяется. Рука сама хватает первое что попало, теперь понятно, это выработанная привычка защищаться, я сам по себе!

Макс, выкрикнув мое имя, набрасывается на меня, пытается разжать мой кулак. Врач, стоявший передо мной, отходит назад.

Я выхватил у него из кармана ручку и уже замахнулся.

Домой я отказываюсь ехать. Макс недоволен, сначала не особо показывает это, но я не могу больше ничего вспомнить, это меня раздражает, а он пытается разговорить меня. Это злит меня еще больше. Особенно прокручивая в голове его версию произошедшего с ним. Он не все рассказал, ссылаясь, что я должен вспомнить сам. Есть тоже не могу. Один раз в день приходит светловолосая грубая женщина, делает массаж, невролог, кардиолог, а мне хочется лезть на стену. Молодой врач-физиотерапевт, чей опыт под сомнением, пытается научить меня ходить. Или он меня раздражает больше всех, или у него стальные нервы. У меня нет сил даже подняться с кровати, а он предлагает мне выйти погулять. За стенами палаты, за завешенным как можно плотнее окном, лето, почему этого никто не понимает…