Очень мелкий бес

Да, разгадка далась Людочке во сне, подобно тому как Менделееву приснилась таблица химических элементов. Людочке открылось, что Каляев воздействовал на Портулака, так же как и на Игоряинова, а Людочка послужила — тут ей пришло в голову удачное научное слово — ретранслятором его черных мыслей. Почему Каляев поступил так с Игоряиновым, девушку интересовало мало, а с Портулаком и вовсе вопросов не возникло — Каляев отомстил поэту за то, что тот увел Людочку. Что же до Мухина, то бедная ее головка уже забыла о его существовании.

Людочка встала и зашлепала босыми ногами к телефону. Она дала себе клятву разыскать Каляева и поговорить с ним начистоту. Телефона Каляева она не знала, но догадалась позвонить своей подружке, работавшей секретарем в журнале, в котором публиковался Бунчуков. Та перезвонила еще кому-то, и через полчаса номер бунчуковского телефона оказался в распоряжении Людочки. После этого Людочка позвонила Бунчукову и поговорила с Виташей, быстро оделась, нанесла на лицо боевую раскраску и поспешила на работу. Она опаздывала, но не слишком переживала. Игоряинов, из-за которого приходилось вставать ни свет ни заря, нынче был далеко, где- то в промежутке между калимагнезией и калиной, омываемом разными морями и проливами...

8

Любимов никогда прежде не читал Тарабакина и не встречался с ним. По мере того, как он погружался в «Титанового льва», автор все больше представлялся ему развратным коротышкой с пухлыми чувственными губами и бегающими глазками. Любимов так и видел, как Тарабакин сидит за компьютером и сладострастно бацает по клавиатуре толстыми, похожими на маленькие сосиски пальцами, а вокруг него бродит обнаженная гурия, которую он, ради пущего вдохновения, хватает за разные интимные места. Судя по количеству книг, вышедших у мастера фэнтезийной эротики, он мог на свои гонорары завести не одну гурию.

Сам роман, насколько Любимову удалось понять, повествовал о приключениях героя-великана Б’Эггрза, который через всякого рода препятствия пробирался к столице планеты Балландры, чтобы свергнуть захватившего престол колдуна Гаруна и вернуть бразды правления в руки законного императора. В пути Б’Эггрзу сопровождала фея Юя, чьи магические способности должны были, как намекал автор, помочь великану, когда он наконец доберется до дворца жестокого узурпатора. Каждый абзац был обильно полит кровью, причем Б’Эггрз проявлял поразительную изобретательность   в   способах   умерщвления   своих   многочисленных   противников: одного, например, он убил зубочисткой, проткнув ему сонную артерию, другого скормил хищным балландрийским воробьям-пираньям, охочим до человеческого мяса, третьего принудил проглотить механическую муху, которая принялась жужжать и биться о стенки желудка, в результате чего случилось прободение... Отрубленных же голов, распоротых животов и раздавленных конечностей вообще было не счесть.

Совершив дежурное убийство, Б’Эггрз очаровывал какую-нибудь красавицу и совершал с ней половой акт в самых невероятных условиях — скажем, начинал, повиснув над пропастью на ненадежной тонкой веревке, а заканчивал в водах бурной реки, куда они падали после того, как веревка все-таки обрывалась. Каждое такое любовное приключение Тарабакин описывал со смаком, не упуская малейших деталей, называя женские гениталии райскими вратами, священным лазом, уютной пещерой и даже норой Высокого Неба, а мужские — божественным стержнем, нефритовым стол­пом и почему-то кадуцеем. Между битвами и осеменением местных дам Б’Эггрз не забывал и о своей спутнице Юе, которая, стоило ему «ввести свой нефритовый столп в ее уютную пещеру, сладостно сотрясалась и непроизвольно меняла облик, — однажды Б’Эггрз обнаружил, что держит в объятиях королеву, и отшатнулся в трепете, но в следующее мгновение под ним снова лежала Юя, прекрасная и желанная».

Любимов как раз добрался до очередного соития Б’Эггрза и Юи. «Она, — читал Олег Мартынович, — затрепетала, раздвинула ноги и явила миру прекрасный бутон с нежно-розовыми лепестками. Это был вход в райские врата, и кадуцей Б»Эггрза дрожал, готовый ворваться внутрь, подобно воину передового отряда. Юя вскинула ему на­ встречу лобок, и он вошел в ее тело, как в храм».

Любимов был в кабинете один, но все равно поглядел по сторонам, будто опасался, что кто-нибудь может поймать его за чтением этой похабщины.

— Н-да... — с тоской промычал он, — тело не храм, а мастерская, и человек в нем работник...

В дверь постучали. Олег Мартынович мельком взглянул на часы: большая стрелка едва перебралась через цифру десять, завязал тесемочки тарабакинской папки, отложил ее и крикнул:

— Входите.

Он полагал, что это Людочка, и уже вознамерился выговорить ей за участие во вчерашней путанице, но в кабинет вошел пожилой человек с потертой хозяйственной сумкой. Запахло тройным одеколоном. Человек поставил сумку на кресло, из­влек две увесистые папки, попробовал перехватить их другой рукой, но не удержал и уронил на стол рядом с папкой Тарабакина.