Очень мелкий бес

— Поэзия? — нахмурил брови Владимир Сергеевич, вспомнивший, что стихи вчера читал другой гость. — Тоже балуешься?

—  Слышу, — глухо, как из бочки, продолжал Мухин, — как бабки внизу семечки лузгают и разговаривают...

— Хм... — Владимир Сергеевич посмотрел на него с сожалением. — И что же они говорят?

— Говорят, что дочка какого-то протопопа двух мужиков вчера ночью привела, — без всякой интонации сказал Мухин.

Владимир Сергеевич бросился на балкон. Старушки внизу на скамейке сидели, но как он ни силился разобрать, что они говорят, не сумел. Вернувшись в комнату, он спросил неприязненно:

— Шутки шутишь?

— Нет, я слышу, — скорбно и убедительно произнес Мухин; он теперь сидел, глубоко утопая в кроватной сетке. — И запахи, запахи!.. Что же это такое у меня? И-эс-эс...

Владимир Сергеевич не знал, что такое и-эс-эс, и потому на всякий случай сделал паузу, прежде чем сказать:

— Да, моя фамилия — Протопопов, и друзья, — Владимир Сергеевич провел рукой в воздухе волнистую линию, которая, вероятно, должна была символизировать друзей, — зовут меня Протопопом. Иногда так зовет меня любя и родная дочь. Не вижу в этом ничего дурного. Бородавина, например, Бородавкой зовут. Это во-первых. А во-вторых, называя себя и своего товарища мужиками, ты тем самым делаешь грязные намеки на мою дочь, которая ввела вас в мой дом, который оказал вам гостеприимство, которое способны оказать не все и не всегда!.. — Он запутался в при­даточных предложениях и замолчал.

— Я правда слышу, — с такой тоской произнес Мухин, что у Владимира Сергеевича пропала охота настаивать на сатисфакции. — Только голоса и звуки перемешиваются, и не все могу разобрать. Како... какофония в ушах. И с обонянием черт-те что творится — от запахов хоть умирай... Есть феномен такой паранормальный, я название забыл, когда человек очень слабые запахи воспринимает. — Мухин свесил ноги с кровати и попытался встать. — И шея болит! Окарябался, кажется... Не посмотрите, что здесь у меня?

Протопопов надел очки с круглыми стеклами, одна дужка которых держалась на канцелярской скрепке, подвел гостя ближе к свету и увидел на его шее слева, чуть ниже скулы, четыре небольшие, симметрично расположенные ранки. Вместо ответа он взял с верстака зеркальце на длинной ручке, которым пользовался, когда требовалось заглянуть в недра какого-нибудь сложного аппарата, и продемонстрировал ранки самому Мухину.

— Ничего не помню, — сказал издатель-бизнесмен. — Я вел себя... как?

— Да так... Никак.

—  Образцы  мои  отдайте.  Побыстрее,  если можно...  —  Мухин понуро  направился в коридор. — Я не могу... Запах чеснока...

Владимир  Сергеевич  сбегал  за  образцами  и  заодно  запихнул  в  авоську  мемуары Бородавина.

— Поэту передай, Вадиму, — указал он на папку, — и скажи ему, пусть заходит. А это тебе, для «Энциклопедии*. — Он сунул Мухину в нагрудный карман сложенный вчетверо листок бумаги. — Сам-то доберешься домой?

— Я не домой, мне еще к партнеру насчет чая договариваться, — ответил Мухин и ввалился в вызванный Протопоповым лифт.

Владимир  Сергеевич  вернулся к  себе,  допил  портвейн,  закусил  его  мойвой  и по­ шел доламывать микроскоп.

Последнюю сигарету Олег Мартынович Любимов выкурил лет двадцать назад. С тех пор он не упускал повода подчеркнуть свое отвращение к табачному дыму. При нем беспрепятственно курил один Вятич, и то, чтобы лишний раз не травмировать нежную нервную систему Олега Мартыновича, не делал этого в его кабинете. Вот и сейчас, выслушав пересказ беседы со следователем, Вятич извлек трубку, но не закурил, а стал вертеть ее в руках. Он полулежал в кресле, вытянув ноги далеко под стол Любимова; рядом с ним на стуле, положив на колени прозрачную папочку с документами, сидел главбух «Прозы» Дмитрий Иванович Куланов. Любимов, не в силах оставаться на месте, слонялся по кабинету из угла в угол.

Главное уже было сказано, и до прихода срочно вызванного Павла Майзеля, совладельца адвокатской конторы «Майзель и Лабух», можно было разойтись и заняться текущими делами, но Олег Мартынович не мог утихомириться.

— Нет, они там определенно с ума посходили, — говорил он, имея в виду милицию. — Как это можно без всяких доказательств, без каких-либо данных, огульно...

Идиотизм! И-ди-о-тизм! — повторил он раздельно по слогам.

— Может быть, кто-нибудь настучал? — предположил Куланов.

— Ага! — Любимов подскочил к главбуху. — Что? Кто? Что вообще можно настучать? Кто-то видел, как мы с вами, подобно татям в нощи, напали на Игоряинова?.. В каком бреду и кому это придет в голову? Чушь! Деньги не поделили! Сколько у нас на счету? Точно, Дмитрий Иванович, до копейки...

Куланов вынул из папочки листок с цифрами. Любимов, уже успевший отбежать к окну, скакнул обратно, подхватил листок и на ходу принялся изучать.

— Да, не густо, — сказал он. — Деньги от «Глобуса» поступили?

— Уже ушли, — флегматично ответил главбух. — Вы же сами распорядились заплатить за офсетную бумагу. И правильно: где еще найдем такую дешевую бумагу? Правда, у нас возникли трудности с обналичиванием...