Очерки Лондона

Каждому изъ насъ извстно, что подобныя вещи случаются ежечасно. Но, несмотря на то, когда мы увидли, или, лучше сказать, вообразили, что, впрочемъ, одно и тоже, перемну въ молодомъ человк, намъ сдлалось до такой степени грустно, какъ будто возможность подобной перемны представлялась намъ въ первый разъ. Слдующая пара платья была прекрасна, но неопрятна; она обнаруживала большія притязанія на щегольство, но въ чистот далеко уступала своей изношенной предмстниц. Признаки праздности и общества разгульныхъ товарищей говорили, намъ, что спокойствіе матери въ этотъ періодъ быстро исчезало. Намъ нетрудно было представить себ этотъ нарядъ… представить?… мы легко могли видть его! мы даже видли

его сотни разъ, когда онъ, въ обществ трехъ или четырехъ другихъ костюмовъ точно такого же покроя, шатался ночью около буйныхъ скопищь.

Для испытанія, мы выбрали въ той же лавк подъ-дюжины такихъ костюмовъ нарядили въ нихъ мальчиковъ отъ пятнадцати до двадцати-лтняго возраста, дали имъ сигары въ зубы, засунули имъ руки въ карманы и стали слдить за ними. Оставивъ улицу Монмаутъ, они съ наглыми шутками и безпрерывно повторяемыми криками завернули за уголъ. Мы ни на минуту не теряли ихъ изъ виду: видли, какъ они нахлобучили на бокъ своя шляпы, приняли надменную осанку и наконецъ вошли въ трактиръ. Пользуясь этимъ случаемъ, мы отправляемся въ одинокій; отдаленный домъ, гд бдная мать одна-одинешенька просиживаетъ далеко за полночь. Мы наблюдаемъ за ней въ то время, какъ она, подъ вліяніемъ лихорадочнаго безпокойства, то сдлаетъ нсколько шаговъ по комнат, то отворитъ дверь, пристально посмотритъ въ мрачную и опустлую улицу, и снова возвратится въ унылую комнату, и снова предается т 123;мъ же грустнымъ и тщетнымъ ожиданіямъ. Мы видимъ взглядъ, въ которомъ выражается все ея терпніе и съ которымъ переноситъ она брань и угрозу; мало того: мы видимъ удары, которые наноситъ ей пьяный, но все еще любимый сынъ…. мы слышимъ тихія рыданія, которыя вылетаютъ изъ скорбной души матери, въ то время, какъ она, удалившись въ свою жалкую комнату, падаетъ на колни и въ пламенной молитв ищетъ утшенія.

Прошелъ длинный промежутокъ времени, и въ костюм сдлалась значительная перемна. Молодой человкъ обратился въ виднаго, широкоплечаго, здороваго мужчину. Взглянувъ на широкополый зеленый сюртукъ, съ огромными металлическими пуговицами, мы сразу догадались, что владтель этого костюма рдко выходитъ изъ дому безъ собаки и безъ пріятеля, такого же безпечнаго гуляки, какъ и онъ самъ. Пороки юности вполн укоренились и въ зрломъ его возраст. Мы представили въ своемъ воображеніи его семейный домъ, если только можно допустить, что домъ его заслуживалъ названіе семейнаго.

И вотъ передъ нами комната, лишенная необходимой мебели и наполненная женой и дтьми, блдными, голодными, изнуренными. Мужчина удаляется въ винный погребъ, изъ котораго только что воротился, и посылаетъ брань на жену и больнаго младенца, которые приступили къ нему и просятъ кусокъ хлба; мы слышимъ борьбу, брань и наконецъ удары, нанесенные несчастной матери несчастнаго семейства…. Вслдъ за тмъ воображеніе уводитъ насъ въ одинъ изъ рабочихъ домовъ столицы, расположенный среди многолюдныхъ улицъ и аллей, наполненныхъ вредными испареніями и оглушаемый шумными криками. Мы видимъ тамъ старую, больную женщину. На смертномъ одр она молитъ о прощеніи сыну. Подл нея н;тъ никого изъ близкихъ сердцу, чтобы въ послдній разъ пожать ея изсохшую, холодную руку: нтъ никого, чтобы навять прохладу на ея тяжелыя вены. Чужой человкъ закрываетъ ей глаза и принимаетъ предсмертныя слова изъ блдныхъ и полузакрытыхъ устъ.

Грубый фракъ съ изношеннымъ, бумажнымъ шейнымъ платкомъ и другими принадлежностями самаго обыкновеннаго наряда заключаютъ всю исторію. Финалъ ея весьма неутшительный: мы видимъ тюрьму, слышимъ судебный приговоръ, въ которомъ слова: "ссылка изъ отечества или галеры", печально поражаютъ нашъ слухъ. О! чего бы не отдалъ этотъ человкъ въ ту пору, чтобъ только еще разъ сдлаться довольнымъ, смиреннымъ прикащикомъ купеческой конторы, чтобъ только на недлю, на день, на часъ, на минуту, — словомъ сказать, на такое время возвратиться къ прежней жизни, которое дало бы ему возможность высказать нсколько словъ чистосердечнаго раскаянія и выслушать хотя бы одинъ только звукъ прощенія отъ холоднаго и бездушнаго трупа матери, который давно уже преданъ земл на кладбищ нищихъ! Его дти бродятъ по улицамъ Лондона, его жена остается безпріютной вдовой! Какъ дти, такъ и жена носятъ на себ неизгладимое пятно позора отца и мужа и подъ гнетомъ прямой необходимости стремятся къ пропасти, которая увлекла несчастнаго къ медленной смерти, продолжавшейся, быть можетъ, многіе годы, за нсколько тысячь миль отъ отечества. Мы не имемъ намренія слдить дале за этимъ грустнымъ разсказомъ, конецъ котораго каждый изъ нашихъ читателей самъ легко можетъ представить себ.