Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

Надобен был лишь вождь и руководитель, чтобы сплотить недоволь­ных и организовать восстание. С осени 1605 года Шуйский вторично взялся за это дело, или, вернее сказать, обстоятельствами был поставлен в центре движения. Он уже первой весенней попыткой приобрел ореол "первострадальца" и в глазах толпы его поведение было прямее и, так сказать, героичнее поведения всякого иного боярина, Мстиславского, Голицыных и прочих. Голова его лежала на плахе: этого одного было достаточно, чтобы снискать уважение патриотов. Затем, Шуйские имели большие связи в разных кругах общества. Летопись не раз указывает на близость к Шуйским московских купцов; в виде догадки заметим, что эта близость образовалась по старинной вотчинной оседлости князей Шуй­ских. Они имели вотчины в Клязьменском краю, в том районе, где сель­ские поселения достигли большого развития и отличались напряжением торгового оборота и разнообразием производительного труда. Населе­ние их вотчин связано было с московским рынком и связывало с ним своих вотчинных "государей". Насмешливое прозвище, данное в народе князю Василию Ивановичу Шуйскому, "шубник" произошло от шубного промысла, который был развит в старых вотчинах его рода, Шуйском уезде, откуда произошла и самая фамилия Шуйских. Могли Шуйские рас­считывать, кроме собственно московского населения, и на помощь ино- городцев. Есть указания, что они сумели "присовокупить" к своему сове­ту детей боярских новгородских и псковских, которые и сыграли в вос­стании деятельную роль. Один, правда мутный, источник сообщает веро­подобное известие, что Шуйские стянули в Москву своих "людей" из раз­ных вотчин. Наконец, за Шуйскими пошли и воинские отряды, располо­женные временно под Москвою для дальнейшего "польского" похода в Елец; может быть, в их числе и были те 3000 новгородцев, о которых упоминает Масса87.

Для того чтобы собрать народ и подготовить его к согласному дейст­вию, необходимо было время. Подготовка восстания началась еще в кон­це 1605 года, как видно по времени обращения бояр к королю через Ивана Безобразова и по январскому письму Яна Бучинского к Само­званцу. С начала же 1606 года Самозванец уже стал ловить признаки на­родного брожения. Ночью 8 января произошла ночная тревога в его дворце; было мнение, что переполох был вызван покушением на жизнь Самозванца со стороны известного нам А. Шерефединова. В великом посту, который в 1606 году начался 3 марта, московские стрельцы "пого­ворили" про Самозванца, что он разоряет их веру, и стала "мысль быти в служилых людях в стрельцах, якобы им к кому было пристать". Эта мысль стала известна Басманову, начальнику стрельцов. Поговорившие стрельцы были схвачены и избиты своими же товарищами, которым вы­дал их Самозванец для расправы. Голова стрелецкий Гр. Микулин за усердие в искоренении измены был пожалован в думные дворяне, а в то же время (29 марта) слепой великий князь Симеон Бекбулатович был послан из Москвы в Кириллов монастырь с приставами и с особою о нем грамотой. Самозванец, очевидно, считая Симеона за такое лицо, к которому могли или хотели "пристать", приказывал его постричь в мона­хи и "покоить" в монастыре так же, как ранее покоили там ссыльного старца Иону Мстиславского. Через месяц после стрелецкой смуты при­езд слишком большого количества гостей из Речи Посполитой на свадеб­ные торжества Самозванца не понравился населению Москвы. Слиш­ком свободное и шумное, порою даже наглое поведение вооруженного "рыцарства" раздражало москвичей настолько, что в "рядах" полякам перестали продавать порох и свинец "для того, чтобы веселые гости по­стоянными выстрелами не тревожили народа и не нарушали общего спо­койствия". Самый чин свадебных церемоний и пиров, не вполне обыч­ный, не согласованный с требованиями московской порядочности и сте­пенности, возбуждал народное негодование, тем более, что на царскую свадьбу в Кремль простого народа и не пустили. Сильная стража пропус­кала в ворота только служилых людей да иноземцев. Если раньше заго­ворщикам надо было искусственно возбуждать народ против "расстри­ги", то после женитьбы царской, наоборот, бояре могли опасаться, что народное буйство испортит их расчеты и вскроет прежде времени их за­мыслы. С 12 мая народ начал волноваться всей массой, и все последую­щие дни Самозванец получал донесения об этом от офицеров своей стра­жи. Предостережения шли и от польских послов, бывших тогда в Моск­ве; для послов опасность казалась настолько явной, что они уже с 15 на 16 мая всю ночь содержали свои караулы на Посольском дворе. Самозва­нец же в непонятном ослеплении считал свою власть и безопасность со­вершенно прочными, думая, по выражению Палицына, что он "всех в руку свою объят, яко яйце"88.