Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

На приволье "дикого поля" легко можно было укрыться от всякого врага и избежать всякого надзора. Если Москва не могла прибрать к ру­кам казачества, то и вновь возникшие казачьи городки с их выборными атаманами не могли привить дисциплину и порядок, а вместе с тем дать жилище и обеспечение толпам вольницы, бродившим вдали от этих го­родков. Некоторое устройство получило сосредоточенное в Раздорах ни­зовое "войско"; верховые же казаки, раскинувшиеся на громадном прост­ранстве от Путивля и Белгорода до нижней Волги, жили и действовали в полной разобщенности. Когда число их увеличилось от более энергично­го выселения из государства, их "юрты" и "ухожаи" уже не могли кор­мить всего населения, и оно частью обращается к разбою, частью ищет более приглядного промысла. Увеличивается число "воровских" казаков, но растет число и тех, которые обращаются к государству, или просто возвращаясь в оставленную родную среду или предлагая правительству свою казачью службу. Нередко встречается в документах конца XVI и начала XVII вв. указание на то, как выходят с Поля в государство бывшие казаки: один "погулял на Волге в казакех, а с Волги пришед пожил в мо­настыре"; другой "побыл на Поле в казакех у атамана у Ворона у Носа лет С

восемь, а с Поля пришел в Новгород проведывати родимцев"; тре­тий, родом из Великих Лук, попал в полон в Литву, из Литвы вышедши, "был на Дону", а затем пришел обратно в новгородские места; четвертый, непрерывно бродя из места в место в Поволжье, много раз менял казачье состояние на батрачество в поволжских городах и уходил обратно в каза­чьи юрты. Так действовали гулящие люди в одиночку. Обращались они к государству и целыми отрядами. Во второй половине XVI века, как мы не раз уже видели, правительство московское на "диком поле" и в понизовых городах деятельно устраивало оборону вновь завоеванных и занятых ме­стностей. Для крепостных гарнизонов и пограничной милиции оно нужда­лось в людях и "прибирало" их отовсюду, откуда могло. Охотно оно при­нимало и само звало на свою службу и полевых казаков. Еще в XV веке бывали казаки в московских войсках, а в XVI-м они состояли на москов­ской службе в громадном количестве. В каждом южном городке в составе гарнизона были казаки, обеспеченные поместьями или кормовыми и де­нежными дачами. Там, где "гулящих" людей прибирали в казаки пооди­ночке, они служили под начальством голов и сотников, назначаемых от правительства; там же, где казаки взяты были на службу целыми отряда­ми, у них были свои атаманы. Этим атаманам правительство поручало и дальнейший прибор казаков. Таков был "атаман польский" Михайло Чер- кашенин, имя которого прославлено даже в песне

²

. Мы видим его с каза­ками в 1572 году на государевой службе в Серпухове в большом полку; его же прибора поместные казаки провожают послов на Поле, и мы узна­ем, что испомещены они между прочими в Рыльском уезде. И тот же "Мишка Черкашенин" поднял донских казаков на Азов за то, что крым­ский хан казнил его сына Данила: "казаки донские (говорил хан) за Миш­кина сына Азов с отцом (т.е. с самим Мишкою) взяли и лучших людей у меня взяли из Азова 20 человек, да шурина моего", и всех их казаки хо­тели было отдать в обмен за Мишкина сына. Так велико было влияние атамана, который действовал и на "берегу", и на Севере, и на Дону. С по­мощью таких-то вожаков, выдвигаемых степною жизнью, московское правительство и могло привлекать на свою службу бродячие станицы ка­заков. Когда в 1591 году готовился поход на Терек и Койсу, правительст­во рассчитывало собрать в Астрахани более 1500 вольных казаков и для такого числа заранее готовило запасы и жалованье. Через таких же ата­манов привлекали на свою службу казаков и частные лица. Известные Строгановы постоянно держали у себя казачьи станицы, и в большом числе: в 1572 году прислали они в Серпухов на государеву службу 1000 ка­заков с пищалями; десять лет спустя несколько сотен их с Ермаком посла­ли они за Камень. Были казаки на службе и у бояр в вотчинах - у князя И.Ф. Мстиславского на Веневе, позднее у И.Н. Романова под Калугою.

Принимая на себя службу, казачьи станицы иногда должны были обра­щать свои силы на свою же братию, тех казаков, которые "воровали", т.е. жили грабежом на Поле и на реках. Они ловили этих "воровских" казаков и приводили их в города, но и сами иногда терпели от них и становились жертвами служебного долга. Однако это не влияло на чувство солидарно­сти, которым связаны были все казаки в одно независимое от государст­венных порядков товарищество. С государевой службы можно было отъ­ехать или "сойти" на Поле и рассчитывать на добрый прием в "польских" станицах, снова "почать стояти с ними вместе". Когда из Серпухова в 1593 году сбежал с государевой службы казак и, приехав "назад в вой­ско", стал рассказывать атаманам и казакам, что "на Москве их товари­щем нужа великая: государева жалованья им не дают, а на Дон не пуска­ют... а иных в холопи отдают", - то этот рассказ возбудил сочувствие ка­зачества и отвратил многих от службы Москве.