Одиссей Полихроніадесъ

О, мой острый и длинный ножъИ ты, черное ружье мое, огневая птица…Вы уничтожаете турка, терзаете тирана на части…

Госпожа Исаакидесъ сказала тогда Кольйо:

— Приблизься, Кольйо; зачмъ ты удаляешься и стыдишься?.. Пой съ нами громче…

Кольйо кивнулъ головой въ знакъ согласія и произнесъ въ первый разъ во весь вечеръ два слова: «это можно!» подошелъ поближе къ хозяйк и аинянину, началъ пть, и сильный голосъ его очень скоро покрылъ вс другіе голоса.

Въ эту минуту, когда вс занялись пніемъ, Исаакидесъ тронулъ меня за плечо, отвелъ къ столу и, наливая мн еще рюмку вина, сказалъ:

— За твое здоровье, Одиссей…

Мы выпили.

Потомъ Исаакидесъ, всматриваясь въ лицо мое, ласкательно продолжалъ:

— Имю я до тебя большую просьбу, дитя мое; ты приближаешься постоянно къ консулу русскому; постарайся, чтобы безъ меня уже было начато наше дло съ Шерифомъ. Ты знаешь? Старое дло, которое туркарья въ мою пользу ршить, конечно, не хочетъ… А я могу и долго пробыть въ отъзд… Я хочу угодить консулу…

Я отвчалъ, пожимая плечами, что я кажется въ этомъ ничего не могу.

— Кого господинъ Благовъ слушаетъ? Никого!

— Пусть такъ! — продолжалъ Исаакидесъ, — но все-таки напоминаніе одно… У него разныя мысли и заботы. Напоминаніе… Послушай меня…

И онъ отвелъ меня еще подальше отъ другихъ и продолжалъ съ выраженіемъ самой вкрадчивой ласки во взгляд и голос:

— Сыне мой! Разв ты не знаешь, что и отецъ твой можетъ большія выгоды отъ меня имть чрезъ это дло… Я отчаиваюсь въ возможности достигнуть хорошаго результата безъ помощи великой державы и безъ вмшательства энергическаго консула… Турки выдумали, будто я не возвратилъ Шерифу нсколько расписокъ и будто въ другихъ есть подлогъ. Клеветать на христіанъ имъ всегда легко! На что подлогъ? Шерифъ и безъ того долженъ мн больше тысячи лиръ золотыхъ… Кто виноватъ, что онъ пьяница и расточитель… Не я же!.. Посмотри, какой домъ три года тому назадъ построилъ. На что онъ ему былъ?.. Турецкая нерасчетливость… Пусть пропадаетъ…

Тутъ Исаакидесъ, все улыбаясь весело и довольно отвратительно, повторилъ очень нагло то, что онъ говорилъ нсколько мсяцевъ тому назадъ на остров, когда ссорился съ Коэвино.

— Не могу я «чернымъ ружьемъ» и ножомъ терзать турка, такъ я его иначе сгублю и пользу христіанамъ сдлаю… Слушай же, сыне мой… Надо спшить… Ему, Шерифъ-бею, просватали теперь богатую невсту, дочь Пертэфъ-эффенди. Завтра или послзавтра свадьба… Надо налегать на него, пока деньги у него есть… Иначе онъ опять ихъ растратитъ, и гд мы ихъ возьмемъ?.. А я твоему отцу готовъ даже половину отдать всего долга его, лишь бы мн другую половину счетомъ отъ турокъ получить… Подумай объ этомъ, сыне мой… Не говори, что ничего не можешь… Богъ это знаетъ! Постарайся… Польсти Бостанджи-Оглу, чтобъ онъ у консула настаивалъ. Помни, говорю я теб, что Шерифъ женится теперь на богатой и что ты можешь пособить отцу твоему пріобрсти деньги большія, или домъ, или землю вмсто денегъ… когда бей вынужденъ будетъ продать… Смотри, теперь и деньги у бея есть, и консулъ русскій молодецъ. Мняются обстоятельства… Разв не можетъ завтра ухать Благовъ? Разв вс русскіе консулы такіе, какъ онъ? Тоже и между ними есть никуда негодные…

Рчь искусителя была сладка, и меня впервые поразила ясная мысль о возможности отцу моему внезапно пріобрсть довольно хорошій капиталъ, который или здсь бы въ Эпир улучшилъ и возвысилъ наше положеніе, или бы послужилъ по крайней мр къ расплат съ болгарскимъ злодемъ Петраки-беемъ на Дуна (пусть его дло вовсе неправое и долгъ отца небывалый вовсе; но вдь мы въ Турціи, и я не разъ удивлялся терпнію отца моего, который вотъ уже лтъ пять-шесть напрасно тратился и мучился, отстаивая права свои).

Да! слышать то, что говорилъ Исаакидесъ, было мн очень пріятно, но… что я могъ? вотъ вопросъ.

Такъ я и еще разъ сказалъ ему:

— Хорошо! Но что я могу?.. въ мои годы и въ моемъ положеніи…

Исаакидесъ кощунственно возразилъ мн на это словами псалма:

«Малъ бхъ въ братіи моей и юнйшій въ дому отца моего: пасохъ овцы отца моего… Изыдохъ въ сртеніе иноплеменнику и проклятъ мя идолы своими…»

На это я не отвтилъ. Его лесть и корыстныя надежды, которыя онъ возбудилъ во мн, боролись въ душ моей съ тмъ все-таки непріятнымъ впечатлніемъ, которое производилъ во мн его ползающій характеръ… Конечно, что говорить. Хорошо получить пятьсотъ золотыхъ или имніе, или домъ… Хорошо!..

— Еще рюмочку на дорогу, — говорилъ Исаакидесъ.

Я выпилъ еще одну рюмку на дорогу, кланяясь, благодаря и общая сдлать все, что могу…

— А что могу, все-таки не знаю!

Наконецъ Исаакидесъ отошелъ отъ меня и, присоединясь снова къ жен и господину Вамвакосу, продолжавшимъ еще вмст пть, началъ тоже басомъ патріотическій припвъ:

Эллада! Эллада!…

Я смотрлъ, гд Кольйо… Но онъ опять куда-то скрылся… Я пошелъ искать его и нашелъ его внизу въ сняхъ у открытаго окна.

— Задыхаюсь, — сказалъ онъ. — На втеръ свжій хотлъ… Пойдемъ домой…

— Что съ тобой, Кольйо? — спросилъ я. — Ты опять печаленъ?..