Одиссей Полихроніадесъ

Я поклонился ему въ ноги и еще разъ поцловалъ старческую дрожащую его десницу. Краткая встрча эта, эта торжественная епископская служба, которую я въ первый разъ видлъ въ нашей загорской церкви, милостивое вниманіе, которымъ отличилъ меня преосвященный Анимъ отъ другихъ моихъ сельскихъ сверстниковъ, все это оставило въ сердц моемъ глубокое впечатлніе, и я ужасно обрадовался, когда увидалъ, что преосвященный еще бодръ и крпокъ на служб. Онъ былъ росту огромнаго, и блая короткая борода очень шла къ его полному и очень красному, но предоброму и даже иногда немного застнчивому лицу.

Посл обдни мы зашли къ нему и застали у него нсколько янинскихъ старшинъ. Казалось, полное, примрное согласіе царствовало между архипастыремъ и мірскими богатыми представителями христіанской общины. Архонты (въ ихъ числ былъ и Бичо) почтительно цловали его руку, низко ему кланялись, подавали ему туфли, говорили безпрестанно «преосвященнйшій», «отче святый»; улыбались ему: онъ имъ тоже всмъ улыбался и, прикладывая руку къ сердцу, называлъ то одного, то другого съ большимъ, повидимому, чувствомъ «благословенный ты мой!» Я радовался.

Однако скоро разговоръ принялъ не совсмъ любезное направленіе, а одно слово преосвященнаго и мн показалось очень колкимъ. Одинъ изъ архонтовъ спросилъ его, доволенъ ли онъ послднимъ своимъ путешествіемъ по епархіи. Преосвященный вздохнулъ, подумалъ и переспросилъ его: «доволенъ ли я путешествіемъ по епархіи?» Еще разъ вздохнулъ и сказалъ наконецъ вотъ что:

— Всякое путешествіе, благословенный мой, поучительно чмъ-нибудь. Въ этотъ разъ я видлъ нчто, весьма полезное, видлъ людей, которые пасли овецъ и другихъ людей, которые за свиньями смотрли. Боже мой, — думалъ я, — какая благодать кроткихъ овечекъ пасти! Вс он вмст, вс согласны, куда одна, сердечная, бжитъ, бгутъ и другія. Пастырю доброму и радость. Совсмъ иное дло свинья. Пасти свиней это мука адская; съ утра выгнали ихъ вмст, а къ вечеру уже и собрать ихъ нельзя; он вс разбжались по рощ. Тогда что долженъ длать бдный пастухъ? Онъ раскалываетъ небольшую палочку, ловитъ одну свинью и ущемляетъ ей ухо. Услышавъ только визгъ этой свиньи, и вся остальная скотина сбгается въ ту сторону! Вотъ что я видлъ, и на многія мысли навело меня подобное зрлище, благословенный ты мой.

Нкоторые изъ старшинъ улыбнулись; другіе громко засмялись; Бакыръ-Алмазъ, который съ архіереемъ былъ очень друженъ, обвелъ все собраніе торжествующимъ взглядомъ, постучалъ пальцемъ по виску, моргнулъ отцу моему глазомъ и сказалъ:

— Гм! понимаете?

Но красивый Куско-бей, который съ небрежною важностью, хотя и все въ томъ же отвратительномъ сюртук, почти лежалъ въ углу на диван, замтилъ на это довольно дерзко и съ презрніемъ въ лиц.

— Разныя вещи бываютъ на свт!.. Но я полагаю, ваше преосвященство, что тотъ пастухъ и почитается больше, который уметъ примняться къ характеру пасомыхъ!..

Посл этого Куско-бей всталъ и, поклонившись почтительно архіерею, вышелъ. За нимъ вскор ушли и другіе постители; поднялся и отецъ; но преосвященный еще при другихъ показалъ ему рукой и глазами на диванъ и сказалъ ему:

— Мы съ тобой, киръ Георгій, давно не видались. Я Загоры ваши всегда помню и, когда вижу вдали высоты ваши изъ янинскихъ оконъ, то всегда вспоминаю псаломъ: «Лучше день одинъ во дворахъ Твоихъ, паче тысячъ!»

Когда мы остались одни съ архіереемъ, онъ указалъ рукою на дверь и сказалъ отцу:

— Видлъ ихъ? видлъ ты ихъ?.. Распри, корысть, зависть, лицепріятіе. Увы! благословенный ты мой… Когда бы зналъ кто изъ васъ, какъ тяжко и многотрудно положеніе христіанскаго епископа въ Турціи!

— Знаемъ, святый отче, знаемъ! — сказалъ отецъ. — Епископъ здсь не только пастырь церкви, онъ и народный начальникъ… Знаемъ мы вашу скорбь!