Одиссея последнего романтика

О да! Склонился перед вами,Искусством дивным увлечен,Патриотизм; он был смешон,Как это знаете вы сами.Пред вами в прах и строгий судПарижа пал —. . . . . . . .Так что же вам до черни праздной,До местных жалких всех причуд?Когда, волшебница, в Жизели ^{38}Эфирным духом вы летелиИли Еленою — змеейВились с вакхическим забвеньем,Своей изваянной рукойЗовя Роберта к наслажденьям,То с замирающей тоской,То с диким страсти упоеньем,—Вы были жрицей! Что для васНетрезвой черни праздный глас?

13

Смолкают крики постепенно,Всё тихо в зале, убралисьИ бертрамисты, но мгновенноОт кресел очищают низ,Партер сливается со сценой,Театр не тот уж вовсе стал —И декораций переменойОн обращен в громадный зал,И отовсюду облит светом,И самый пол его простой,Хоть не совсем глядит паркетом,Но всё же легкою ногойПо нем скользить, хоть в польке шумной,Сумеют дамы… Но увы!Не знать красавицам МосквыПарижа оргии безумной.. . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . .

14

Уж полночь било… масок мало,Зато — довольно много шляп…Вот он, цыганский запевалоИ атаман — son nom m'echappe [30]Одно я знаю: всё именьеДавно растратив на цыган,Давно уж на чужой карманЖивет, по общему он мненью;А вот — философ и поэтВ кафтане, в мурмолке старинной… ^{39}С физиономиею длинной,Иссохший весь во цвете лет,И целомудренный, и чинный…Но здесь ему какая стать?Увы — он ходит наблюдать:Забавы умственной, невиннойПришел искать он на балу,И для того засел в углу.

15

Вот гегелист — филистер вечный,Славянофилов лютый враг,С готовой речью на устах,Как Nichts и Alles бесконечной,В которой четверть лишь емуЯсна немного самому.А вот — глава славянофиловЕвтихий Стахьевич Панфилов,С славянски-страшною ногой,Со ртом кривым, с подбитым глазом,И весь как бы одной чертойНамазан русским богомазом.С ним рядом маленький идетМосковский мистик, пожимаяЕму десницу, напередПерчатку, впрочем, надевая…Но это кто, как властелин,Перед толпой прошел один?

16

Он головой едва киваетНа многих дружеский привет,Ему философ и поэтС смущеньем руку пожимает,В замену получает онОдин сухой полупоклон,Да нагло резкий, нагло длинныйНа синий охабень старинныйНасмешки злобной полный взгляд,И дико пятится назадПред ним славянофил сердитый,Нечесаный и неумытый…Но прямо он идет к немуС улыбкою великодушной,Дивится он его уму,Потом «зевает равнодушно,Лишь только тот разинул рот,И дальше чрез толпу идет.

17