Однажды на том берегу…

– Что ты такое говоришь? Только ведь убрали везде, что ты придираешься? Ты все время чем-то недовольна! Раз такое дело, то мы уходим!

Быстро собрали вещи, взяли дочь и ушли к дяде Азату, пробыли там пару дней, потом уехали в Алма-Ату. Ерболат тогда сильно обиделся на Жансаю, на своего отца, на всю его родню. В родных краях ему вновь дали почувствовать себя никому не нужным. После этого случая они несколько лет подряд навещали других родственников. Не ездили к Жансае, не искали встреч и с Куантканом. Ерболат часто вспоминал этот момент и не мог понять, почему Жансая так отнеслась к нему. Откуда было парню знать, что она теперь всё чаще сидела совершенно одна в пустой комнате. Сидела и что-то бормотала себе под нос. Она жила теперь лишь воспоминаниями. Одно из них упорно лезло в голову и сжирало ее изнутри.

У Куанткана был названый младший брат Айдар – сирота, которого спасли от голода в середине 20-х годов уже после смерти отца Коптлеу. Его приютили и он жил с семьей Куанткана как родной братишка, а когда пришло время жениться, познакомился с миловидной девушкой по имени Токжан. Они прожили вместе около четырех лет, когда Айдар заболел туберкулезом и вскоре умер. После него осталось двое сыновей. В таких случаях казахи обычно выдерживают год, после которого молодой вдове разрешается вернуться в родной дом и попытаться начать новую жизнь.

– Ты была нам хорошей невесткой, – сказала Жансая Токжан на правах старшей. – Ты еще молодая, а детей одной вырастить нелегко, они у тебя совсем маленькие. Оставь их мне, мы с Куантканом их поднимем. А сама постарайся найти свое счастье.

Но Токжан почему-то ничего ей не ответила.

«Наверное, решила обдумать мое предложение», – сообразила Жансая и через неделю вновь спросила:

– Ты хорошо подумала? Что решила?

И тут Токжан заплакала, да так горько.

Жансая опешила:

– Что случилось?

Но та только села на пол, закрыла руками лицо и продолжала рыдать. Жансая не знала, что и делать.

– Да что с тобой такое?

Принесла стакан воды.

– Я беременна, – прошептала девушка.

– Что?

– Я беременна, – повторила Токжан, глядя в пол.

– Ты что, ненормальная? О чем ты говоришь? От кого? Не от мужа ведь?!

– От… От Куанткана…

– С ума сошла? Как это может быть? Как ты пошла на это, бессовестная?

– Я не смогла справиться с ним… я не смогла… если можете, простите меня… простите… я руки на себя наложу…

Жансая хорошо запомнила, как перестала вдруг слышать и видеть все вокруг, перед глазами лишь стояла фигура ее мужа, а в его объятиях – их молодая невестка. Она начала царапать себе лицо и стала кричать на несчастную девушку:

– Какой позор! Почему ты мне не сказала, что он к тебе приставал? Как мы людям в лицо будем смотреть? Боже, какой это позор!

Жансая ходила из угла в угол, держась то за голову, то за сердце. Ей казалось, еще немного, и она не выдержит и рухнет замертво тут же, посреди комнаты. Руки машинально потянулись к папиросам.

«Спички, спички… Где эти чертовы спички?»

Ее трясло, и женщина сначала долго не могла чиркнуть спичкой по коробку, потом никак не получалось прикурить папиросу. Вся ее жизнь пронеслась перед глазами одним длинным кадром, как в кино: тот вечер танцев в 38-м, объятия, их поездки и застолья, их размолвка и долгое воссоединение.

– Зря я старалась! – неожиданно воскликнула она. – Надо было отправить всех твоих братьев подальше, чтобы сдохли на фронте! Будь ты проклят, Куанткан!

Он был в отъезде в те дни, и Жансая целую неделю не знала, что ей делать. Вроде надо было сказать об этом другим родственникам мужа… Или не говорить никому, скрыть? Да как это скроешь, все равно ведь узнают. Женщина не спала ночами и думала о случившемся, но как бы она ни старалась, ее благородный и красивый муж не подходил на роль злодея-насильника. Тогда она переключилась на Токжан и пришла к мысли, что девушка, возможно, что-то скрывает. Уж не сама ли она бросилась на шею Куанткану?! Тоже не годится…

От бесконечного хоровода таких мыслей Жансая уже начала злиться на саму себя.

– Во что я превратила свою жизнь из-за него? Чего ради?

Скандал получился грандиозным, вся родня была в шоке. Когда Куанткан вернулся из командировки, его братья уже все знали и высказали ему свое негодование, стыдили, упрекали. Но поделать уже ничего было нельзя. Как говорят в народе, «позор вырвался наружу и радостно бегал, высунув язык».

Кто-то ругал невестку, кто-то проклинал самого Куанткана, нашлись даже те, кто обвинял в чем-то Жансаю. Этим неожиданным отношениям теперь надо было придать сколько-нибудь приличную форму, ведь у Токжан тоже была родня. Когда все немного успокоились, старший брат Куанткана Сакен сказал:

– Что теперь с ней делать? Домой отправить мы ее не можем, ты нас опозорил. Надо тебе решить вопрос, но здесь ей оставаться нельзя.