Однажды на том берегу…

– Сауле-апай, нам во-он туда, – указал рукой Ерболат.

Все улицы заканчивались у горки, и дальше надо было подниматься по слабо намеченной и местами размытой дождем тропинке. Здесь стояли дешевые саманные домишки, бывшие дачи. Их еще называли внеплановыми, потому что построены они были когда-то стихийно и не входили в общегородской план. В них не прописывали жильцов, дороги к ним не было никакой, а воду набирали из одной-единственной общей колонки на улице.

– Ерболат, стой. Дай перевести дух, – попросила на полпути женщина и, тяжело дыша, остановилась у огромной черной металлической опоры.

Неожиданно сверху донесся страшный грохот. Сауле-апай вздрогнула, подняла голову и обомлела. Высоко в небе по натянутому черному канату пронеслось что-то, похожее на кабину округлой формы только без колес, внутри кабины стояли люди и смотрели вниз, на нее. В метрах трех от гостьи на землю сверху упали ошметки смазочного материала, бурые от грязи.

– Бисмилля! Это что за машина такая?

– Да это канатка. На Кок-Тобе, – ответил Ерболат, даже не взглянув вверх. – Пойдемте, Фариза уже, наверное, заждалась.

Сауле-апа, забыв про усталость, быстро поковыляла дальше. Вскоре они добрались до одного из трех прилепившихся друг к другу одноэтажных домиков. Зайдя в калитку, пожилая женщина остановилась, чтобы осмотреться. Ее взору предстало совсем маленькое жилище, побеленное свежей известкой. Еле заметная линия низенького фундамента уходила вдоль стены и с середины скрывалась в земле. Крыша была хаотично накрыта рубероидом и выдавала многочисленные попытки закрыть течи. Во дворике росли два куста сирени, а между ними были врыты скамейка и столик, за которым хозяева обедали, если позволяла погода.

– Ну, поздравляю с домом! – машинально произнесла Сауле-апа, соблюдая приличия, и шагнула в небольшую пристройку через узкий дверной проем.

Обиталище состояло из совсем крохотной комнатки около шести квадратных метров и жилой в десять. В первой напротив входа стояла печка. Она выделялась на общем фоне, так как была недавно побелена. Рядом у стены – старенький низкий шкаф, на котором располагалась керосинка с большой кастрюлей, из кастрюли шел пар, и в комнате витал аромат мяса, перемешанный с запахом керосина. Внизу шкафа была расставлена посуда. Окошко было маленькое, на подоконнике стояла швейная машинка, а рядом высокомерно поблескивал небольшой холодильник.

– Где же твоя жена? – поинтересовалась тетя после небольшой паузы. Она, озираясь, прошла дальше и заглянула во вторую комнатку.

– Фариза, ты где? Встречай гостью, – громко произнес Ерболат.

Во второй комнате стояла тумбочка с телевизионным приемником черно-белого изображения «Крым-206». Телевизор был главной гордостью и, пожалуй, единственной ценностью (не считая холодильника и швейной машинки) любой семьи 70-х годов прошлого столетия. При включении этот символ достатка сначала какое-то время нагревался и лишь, потом на нем зажигался экран. А подключали его к электросети непременно через стабилизатор напряжения, который всегда громко и противно гудел. Правда, на этот факт, в то время казавшийся малозначительным, никто не обращал внимания. Главное – иметь что-то, а как оно работает или как выглядит было не столь важно.

В углу на крючке висел легкий клеенчатый «шкапчик» для одежды, и тут же на большой, из блестящего металла, кровати между грудным ребенком и девочкой лет семи спала молодая женщина. Она тотчас же проснулась и поспешно встала, протирая заспанные глаза.

– Ой, здравствуйте, апай. Извините, не услышала вас. Пока ждала, уснула, укачивая сына. Я сейчас накрою на стол.

– Ничего, ничего, не торопись, – гостья внимательно вгляделась в лицо невестки.

«Да-а, как и говорили другие родственники, на казашку не очень похожа, но красивая», – отметила она про себя, потом смачно расцеловала ее в обе щеки.

– Фариза – это ты, стало быть? Я – Сауле, жена Жумабая, брата Куанткана. Приехала по путевке в санатории подлечиться, утром туда поеду на автобусе. Привезла кое-какие новости с родины Ерболата. Вот сейчас не спеша и поговорим, дайте только воды немного, во рту пересохло…

Солнце своим нижним краем медленно коснулось горы, и темнота начала стремительно сгущаться над районом, которые жители города ласково называли «Компот». Улицы в Компоте именовались названиями фруктовых деревьев, обычных для садов Алма-Аты: Яблочная, Грушевая, Вишневая. А на противоположном склоне неба разломанным яблоком всходила пока еще бледная луна, терпеливо ожидавшая очереди занять свое законное место в ночи.