Однажды на том берегу…

В большой комнате пол был застелен толстой кошмой темно-коричневого цвета с красным орнаментом. Ерболат прикатил круглый столик с короткими ножками и поставил его в центре. А чтобы комфортно было расположиться, вокруг постелил на пол несколько двусторонних матрасиков странного покроя темно-серого цвета. Обычно казахи шили мягкие корпе веселых расцветок, но эти точно можно было называть матрасами, причем сделанными из очень грубой плотной ткани неизвестного происхождения. По казахским обычаям гость мог не только сидеть за низким столом, но и свободно полежать, если устал с дороги.

Фариза принесла большое металлическое блюдо с дымящимся от пара мясом и нарезанным вареным тестом, и все, наконец, расселись вокруг скромного дастархана. В свете одинокой лампочки, из косо торчащей проволоки на потолке, молодой жене Ерболата наконец, удалось рассмотреть родственницу внимательнее. Несмотря на возраст, она явно обладала особой статью женщины, знающей себе цену. Тонкие черты лица, белая кожа, ровная осанка невольно вызывали уважение и даже восхищение. Это была красота, оставившая на всем свою печать. Она проявлялась в горделивой посадке головы, в не наигранном, но совершенно непринужденном и естественном движении глаз. Чисто по-женски, как это принято на Востоке, она старалась не смотреть прямо в лицо собеседнику, лишь направляла взгляд куда-то в сторону и вниз. Проделывала это не высокомерно, а с едва уловимой внутренней свободой и достоинством.

– Значит, так и живете? – начала разговор Сауле-апа, немного утолив голод. Она подняла голову и медленно осмотрела неровно залепленный глиной, но тщательно побеленный потолок и стены, от которых веяло сыростью, потом, крякнув, спросила:

– Давно здесь обитаете?

– Примерно пять лет, этот дом нам тогда подвернулся очень удачно, – с достоинством ответил Ерболат. – Много времени искали свой угол, долго жили у чужих людей. Теперь вот обзавелись собственным жилищем.

– Ну да… Чем ястреб с земли чужой, лучше ворон – зато свой. И гордишься этим? – неожиданно в лоб спросила тетя.

Ерболат явно не ожидал такой прямоты пусть и от старшей по возрасту, пусть и жены его родного дяди, но все-таки женщины из мест, где знают цену словам и эмоциям. Он невольно нахмурился и выдавил:

– А почему бы и не гордиться. Деньги на него мы не украли.

Он хотел было рассказать, кто им помог с покупкой, но вовремя остановился.

– А с работой как у тебя? – уже мягче спросила она.

Жена Ерболата решила, что неловко быть свидетелем подобных разговоров между родственниками, и поднялась.

– Давайте-ка я бульон принесу, – взяла поварешку и вышла из комнаты.

– С работой у меня все в порядке, – после некоторого раздумья ответил парень. – Я несколько лет назад устроился звукооператором на радио. Стою в очереди на жилье. Ну, посмотрим… Я на жизнь не жалуюсь, тетя, если вы об этом. Все, что смог заработать своим трудом и умением, вот оно!

– Счастлив джигит, который цену себе знает… Ты сейчас говоришь, прямо как твой отец! – с иронией в голосе произнесла женщина.

У Ерболата вспыхнули глаза:

– Мне отец не указ. Он мне чем-нибудь помог, когда я просил? Я всего добился сам! Что мне отец? Ну, есть где-то там. Что есть, что нет. У него своя жизнь, у меня своя.

– Ну да, я вижу, бедный мой мальчик, – она произнесла это задумчиво, глядя прямо в лицо племяннику. – В том-то и дело, что жизни у вас разные… Сын, воспитанный отцом, сумеет изготовить стрелу.

Ерболата удивляли не столько сами ее познания в казахских народных изречениях, сколько то, как умело она ими пользовалась. Иносказательный смысл был ясен и при этом не обжигал уязвленное самолюбие, хотя и бил точно в цель. Из-за этого он ее побаивался в глубине души.

– Скучаешь по родным краям?

– Как не скучать, – вздохнул Ерболат и уставился в одну точку. – Море часто снится.

– А вот и сорпа, – вошедшая в комнату Фариза поставила на стол большую чашку с переливающимся говяжьим бульоном. Она налила его в пиалу и подала гостье.

– Рахмет, ахудай, – протянула руку тетя. – Я хотела у тебя спросить, из чего сделаны корпе? Что-то жесткие они. Не пойму, чем набиты внутри.

Женщина приподняла край матраса, на котором сидела, и начала его с интересом рассматривать, теребить и даже скоблить ногтем.

– Да вы кушайте, накладывайте еще мяса, апай, – не торопясь с ответом, гостеприимно предложила хозяйка. Тетя не отказалась, положила еще немного в свою тарелку и продолжила есть.

– Я сейчас зажгу огонь под чайником, – опять подскочила молодая женщина.

Через минуту Сауле-апа решила прервать неловкую паузу.

– В Аральске сейчас все хорошо, город расцветает, рыба ловится, как и раньше, появились асфальтированные дороги. Единственная проблема с питьевой водой. Так и возят ее соленую на прицепе в большой бочке. А у вас тут вода прямо родниковая, пила бы и пила без остановки.

«Ваня, Ва-а-аня!» – вдруг донесся откуда-то женский голос.

– Бисмилля, а это кто еще? – испугалась гостья.

– Да это наши соседи, тетя Лиза-немка и дядя Ваня. Хорошие люди. За этой стеной их двор, – ответила вернувшаяся в комнату Фариза.