Однажды на том берегу…

– Так вот, – тихо продолжила Фариза. – Я уже решила, что выйду замуж за Ерболата, приехала моя сестра, мы с ней, счастливые, гуляли по городу, потом сели в воздушный трамвайчик, и он повез нас на Кок-Тобе. В той кабине было несколько человек, а одна пожилая женщина все поглядывала на нас. Потом неожиданно сказала: «Девочки можно у вас спросить?» Мы удивились: «Ну, спрашивайте!» – «Вы откуда-то приехали, наверное, учитесь здесь. Я смотрю, вы такие красивые, яркие, издали вас заметила. Очень хочу дать вам совет, вы так молоды, жизни не знаете».

Мы с сестрой стояли, как в школе перед учителем. А она продолжала: «Не выходите рано замуж… А если все-таки решите, тогда хоть выбирайте по уму, не выскакивайте за первого, кто понравился. Любовь уйдет рано или поздно, останется человек, с которым надо жить, считаться с его лучшими или худшими качествами. Поэтому не выходите за сирот, за тех, у кого в семье не было отца. Хотя сейчас много таких… Не выходите и за бедных. Половина вашей драгоценной жизни уйдет на то, чтобы встать на ноги, пока он будет избавляться от своих комплексов сиротства и нищеты. Красота ваша исчезнет, и жизнь пролетит, а вы и не заметите, наслаждались вы этим временем или потратили его впустую».

Помню, мы удивленно выслушали все, сказали спасибо и ушли. С тех пор у меня не выходит из головы этот случай, и сегодня снова о нем подумала. Неужели важнее жениться по какому-то расчету? А как потом заставлять себя жить с таким человеком? И зачем тогда жить, ведь с любимым гораздо легче все преодолеть? Разве мы плохой пример, апай, как вы считаете…

И тут Фариза услышала мерное сопение спящего человека. Она не знала, в какой момент тетя погрузилась в сон, но это было уже не важно. Молодая женщина еще немного полежала наедине со своими мыслями, потом повернулась на другой бок и тоже уснула под убаюкивающее стрекотание сверчка где-то за печкой.

ДРУГОЙ ОТЕЦ

Наутро субботнего дня все проснулись рано, и Фариза быстренько приготовила завтрак. За столом никто не упоминал ни вчерашних откровений, ни Куанткана и его родни, словно и не было бесед и воспоминаний. В доме витало легкое чувство неловкости от выплеснутых накануне эмоций. И даже могло показаться, что Сауле-апа и Ерболат немного торопятся расстаться. Закончив трапезу, тетя собрала свои пожитки в чемоданчик, тепло попрощалась с Фаризой и детьми, и они с Ерболатом вышли на улицу.

Погода стояла великолепная. Бабье лето в предгорьях – это всегда буйная палитра красок и радость для глаз. Всю дорогу, пока они шли до автобусной остановки, Сауле-апа временами останавливалась, смотрела вокруг, иногда восхищенно качала головой и бормотала тихонько себе под нос восторженные слова от вида залитой поднимающимся солнцем зеленой, желтой, красной листвы.

Когда они дошли до остановки, тетя еще раз посмотрела в сторону гор, откуда они спускались, и произнесла задумчиво:

– Увижу ли когда-нибудь такую красоту…

Потом обняла Ерболата.

– Будь счастлив, мой мальчик. У тебя хорошая семья, ты все делаешь правильно. Но тренируй свое сердце. Даже разорванным на части его все равно должно хватить на десятерых.

Молодой человек хотел пожелать в ответ что-то хорошее, но из-за подступившего кома только и выдавил:

– Спасибо…

Тетя села в подъехавший автобус и уже из открытого окошка крикнула:

– Не забудь мой наказ. Поторопись!

Ерболат еще немного постоял, глядя вслед уходящему автобусу, и пошел обратно домой. Он вспомнил, что видел эту женщину всего третий или четвертый раз в своей жизни, и то первые два раза лишь в далекой юности. Но его не покидало чувство, что он только что расстался с кем-то очень родным. Будто повеяло материнской заботой и давно забытым ощущением детства.

Фариза уже помыла посуду, закатила стол в дальнюю комнату и одевала детей.

– Мы хотим немного прогуляться. Ты как? – спросила она.

Ерболат присел на лавку в прихожей, рассеянно ответил:

– Вы погуляйте не спеша, а я останусь. Вот, полку приколочу.

Он взял в руки молоток и решительно встал. Надо было как-то стряхнуть с себя вязкую меланхолию.

Через четверть часа полка уже висела, немного криво, но висела. Ерболат вышел во двор. Он вспомнил, что давно собирался разобрать столик, за которым они все семьей обычно обедали в теплое время года. С помощью отвертки удалось легко открутить крышку стола, но вдруг, бросив инструменты на скамейку, он быстро зашел в дом, словно припомнил что-то важное. Ерболат раскрыл привезенную тетей папку и взял в руки отцовский дневник.

Дневник имел основательную обложку не то из кожи, не то из какого-то другого грубого, но надежного материала черного цвета. Парень сначала полистал его, стоя у окна, потом выкатил стол, сел поудобнее и продолжил вглядываться в пожелтевшие страницы, исписанные убористым почерком. Запись на первых двух страницах короткими предложениями полностью описывала всю биографию Куанткана: