Охота на крокодила

Я ничуть не удивился, когда неимоверным усилием воли и натиска, заглушая колокольный набат в своей в момент опустевшей голове, поднял-таки глаза на своих насильников. Ничего нового ни в них, ни на них я не увидел. Все четверо вполне могли оказаться братьями-близнецами и пользоваться одним паспортом на четверых – если он вообще им нужен, этот паспорт. Два «быка» давили на мои плечи каждый одной рукой, но сила этих рук, как чувствовали мои, в общем-то крепкие пока, как учил меня отец, знаток старославянского, рамена, была неимоверной. Неудивительно, что этим молодцам не составило особого труда поднять над полом и суетой мои восемьдесят пять кило и метнуть их точно в деревянную раму гостиничной койки, еще два часа назад дарившей мне мир и покой. Теперь же деревянная суть кроватной рамы передалась прямым контактным путем моей голове, и иначе как деревянной назвать ее, мою голову, было нельзя. Древнерусские рыцари, или как их там, бережно перенесли меня в кресло к телевизору и зафиксировали в нем своими стопудовыми конечностями. Я же, пока меня перемещали в пространстве незнакомые мне пока – или, если покрасивее, неведомые – силы, старался получить как можно больше визуальной информации о том, что все-таки здесь происходит. Главной проблемой было самочувствие моего друга Ганина, но, когда я его увидел, все мои вопросы были исчерпаны.

Покончив с Ганиным, четверкой «быков» и пивом, я перекинулся на черный силуэт в оконном проеме. Опять этот проклятый контражур, преследует меня и днем и ночью. До этого были раздирающие тьму фонари в Ванино, бившие в моего «двойника» со спины, теперь яркое солнце, но эффект аналогичный: человек, причем, судя по всему, тоже настроенный крайне негативно по отношению ко мне, меня видит прекрасно, а я должен довольствоваться лишь темным абрисом его фигуры. У классиков принято считать, что от сильного удара головой о твердый предмет у человека из глаз летят искры, и, как персоне начитанной, мне вдруг захотелось еще раз, уже по собственной инициативе, врезать башкой по столу или телевизору, чтобы теми самыми искрами осветить лицо своего визави.

Но суицидальных потуг от меня не потребовалось – черный силуэт подал знакомый мне со вчерашнего вечера хрипловатый голос:

– Прочухался?

– А-а, господин Зубов… – процедил я. – Роман Алексеевич собственной персоной пожаловали…

– Значит, не слажал японец, – мрачно заключил Зубов, вспомнив, как я понял, Като. – Ручкаться не потребуется.

Рома Зуб, он же толком не рассмотренный мною вчера в подвальные ковалевские камеры Зубило, оказался крепко сбитым, но по габаритам раза в полтора меньше своих громил мужиком, одетым в отличие от них в дорогой темно-серый костюм, дополненный купленным явно не на китайском рынке в Южно-Сахалинске бордовым галстуком.

– Это кто? – указал Зубов на Ганина.

– Ганин, – прошипел я.

– Мент?

– Сенсей.

– Кто?

– Учитель.

– Макаренко, что ли? – хмыкнул Зубов, вызвав у своих крупногабаритных «быков» короткий приступ тошнотворного лизоблюдского смеха.

– Ушинский, – весьма нагло хмыкнул Ганин.

– Ну, посмейся пока, совок немытый.

Зубило отошел наконец от окна и без лишних этикетных подробностей грузно плюхнулся на мою родимую кровать, не соизволив снять поблескивающие в солнечных лучах черные штиблеты.

– Я моюсь два раза в день! – возмутился плененный сенсей.

– А сейчас попаришься.

Зубов вальяжно разлегся на койке, прислонившись спиной к гигантской русской подушке и вытянув ноги. Картина сложилась впечатляющая: полулежащий ванинский патриций, четыре безмозглых столпа бандитского правосудия и два стареющих искателя на свои… ну, в общем, приключений, скрючившихся на кресле и стуле. Если два дня назад на судне мы с Ганиным смогли достаточно спокойно пойти на «вы» с парочкой катовских телохранителей, то в создавшейся ситуации нам с сенсеем выламываться явно не следовало. Моей единственной задачей в данной ситуации было не выдать наличие у меня под курткой самого плохого револьвера всех времен и народов. Но команды обыскать меня от Зубова не последовало: видимо, ему в голову не пришло, что японский полицейский, нежданно-негаданно заявившийся в Ванино, может быть вооружен.

Я решил побыстрее приступить к делу, логично решив, что в ближайшие минуты нам с Ганиным уход из окружающей нас действительности не грозит, раз уж мы благополучно миновали его при входе в мой номер.

– Что вам нужно?

– Это я тебя хочу спросить, – ответил Зубило, опять заставив своих ребят тупым ржанием оценить свое остроумие.

– Мне от тебя ничего не нужно, – честно признался я.

– А от соотечественника своего? – почему-то сердито посмотрел на Ганина Зубило.

– От какого соотечественника?

– Ну-ну…