Охота в атомном аду

– Ефрейтор Мосин Константин Леонтьевич! – объявил второй, тот самый небритый брюнет с пулемётом РПД. Я чисто механически записывал их личные данные, но тут до меня стало помаленьку доходить. Блин, чего-чего?

– Рядовой Стечкин Борис Федотович! – сообщил мне третий, высокий боец с глубокой царапиной на правой щеке.

Мля-я-а… Да вы что, мать вашу, издеваетесь? Вслух я этого, разумеется не сказал, но, послушав следующих, понял, что это не розыгрыш, а просто какое-то диковатое и не своевременное совпадение.

– Рядовой Шпагин Иван Николаевич! – представился следующий, тощий вояка, тот самый, что недавно спрашивал насчёт дезертирства.

А кроме него, в вызвавшейся на «спецзадание» группе были ещё рядовой Дегтярёв Лаврентий Анварович, рядовой Судаев Станислав Сергеевич, сержант Колесников Валерий Юрьевич (единственный в этой десятке обладатель танкошлема), рядовой Калашников Арсений Андреевич, ефрейтор Симонов Игорь Олегович и несколько выламывающийся из общего «оружейного» контекста младший сержант Максимов Яков Моисеевич.

Зачем мне это вообще было надо – сам не знаю. Наверное, чисто для памяти, поскольку лейтенант Васищев должен сам переписать тех, кого откомандировал в моё распоряжение. Ему это вроде как по должности положено, раз уж за командира подразделения остался…

И в процессе составления списка я всё время ждал какой-то метафизической падлянки – шума приближающихся самолётов, ядерного взрыва или истошного вопля о том, что «сюда идут сто американских танков!». Но земля и небо убито безмолвствовали, и наше дурацкое везение продолжало работать.

В общем, часа через полтора, наскоро похоронив в воронках убитых и собрав в дорогу всё, что возможно, основная часть бравших аэропорт наших сил, оставив подбитую технику, ушла походной колонной в северо-восточном направлении, прямиком навстречу своей судьбе, а, скорее всего – очень скорой гибели. А ещё час спустя, после окончания последних приготовлений взлетели и мы. К этому времени уже стемнело. С рулением по неосвещённой полосе и самим стартом могли бы быть серьёзные проблемы, но только в том случае, если бы на месте пилота у нас сидел обычный человек. А ближе к утру, когда мы были уже над Польшей, наш, идущий над закрывающими горящую землю дымными облаками «Геркулес» слегка тряхнуло.

– Кажется, они сбросили, – безразлично констатировала Кэтрин, не отрываясь от штурвала и вглядываясь в растекавшийся за стёклами пилотской кабины рассвет. И я, без дополнительных разъяснений, понял – Решетников со своими орёликами и «кузькиной матерью» в бомболюках всё-таки долетел до цели. Америка приняла многомегатонный «подарочек». А значит, все эти смерти в Саарбрюкене были не совсем напрасны…

Кому эпилог, кому пролог. Вечно-то я всё усложняю…

«– Ты зачем эту порнуху опять до конца смотришь?

– А вдруг в конце он на ней всё-таки женится?!»

Семейная бытовуха

СССР, а точнее то, что от него осталось. Где-то на границе Куйбышевской и Оренбургской областей. 1 ноября 1962 года

Утро было уже привычным, серым и холодным. И я уже успел заметить, что теперь над землёй постоянно стояла отчётливая пелена то ли дыма, то ли тумана. Воняющий разными оттенками (раньше я вообще не задумывался о том, что палёное может пахнуть столь разнообразно) горелого ветер эту муть не разгонял совершенно, откуда бы он при этом ни дул. Так что, это, похоже, было надолго и оставалось только привыкать дышать всем этим. Но для меня это было, судя по всему, ненадолго.

Хотя я в этих местах раньше (даже и в своём, родном, времени) и не был, здешняя местность оказалась вполне типичной и привычной глазу (как-никак, почти дома, тут до нашего Краснобельска всего-то километров триста пятьдесят, ежели по прямой) – поля с холмами и поросшими редким лесом пригорками, поздняя осень, грачи улетели, ну, и далее по тексту этого стишка из школьной программы.