Ингрэм решительно подошел к нему и уверенно отнял бинты. Быстро смотал, сложил отдельно. Достал из сундука новые, завернутые в бумагу.
– Чтобы рана не воспалилась, нужно использовать чистые бинты, – пояснил он.
– Да они же не грязные, – удивился Ороро.
И впрямь во все глаза глядел.
Ингрэм почесал затылок. Вымыл и вытер насухо руки, подозвал Ороро ближе к свету, к окну. Нескладный, неловкий, сильно выросший, тот чуть сутулился, крылья его беспокойно двигались. Ингрэм взялся за раненное, влажной тряпочкой вытер засохшую черную кровь и остатки вчерашней мази. Очистив рану, промокнул салфеткой, пропитанной специальной настойкой, дождался, пока высохнет, нанес новую порцию мази, накрыл куском чистой ткани, сложил крылья, как вчера, и привязал одно к другому так, чтобы салфетка не сдвинулась.
– Вечером сменим повязку, – сказал он.
Ороро настороженно кивнул. Ингрэм помог ему облачиться в одежду. Специальные прорези для крыльев держались на лямках-пуговицах. Ингрэм осторожно пропустил через них крылья, застегнул пуговички спереди, разгладил ткань. Ороро стоял неподвижно и едва дышал. Ингрэм задумчиво посмотрел на него, и в очередной раз его посетила мысль, как посерьезнел в последнее время тэйверенок. Сверлит глазами-бусинками, по лицу ничего понять нельзя, стоит тихо и не шелохнется. Снова как назло укоризненно прозвучали слова Юки в голове.
– Прости за вчерашнее, я перегнул палку, – начал Ингрэм, осторожно взяв его за руку.
Он даже не понял, когда принял решение – в момент раздумий, от которых разболелась голова, по дороге домой или только сейчас? Это было неважно, как и вещи, которые нельзя изменить. Ороро всегда будет дитем народа, который убил его семью.
Но кое-что изменить он может.
Да, Ороро уйдет в Нижний мир – но разве не для этого все затевалось? Да, он забудет о пустом человеке, который помог ему – но разве Ингрэм так старается для того, чтобы запомниться?
Ороро многому научился, в том числе просить прощения, благодарить и не смотреть на низшие народы свысока – то, что Ингрэм смог изменить в тэйвере. И это было важно. Важно – показать Ороро, насколько все может быть неоднозначно, и научить вещам, которые пригодятся ему, чтобы выжить в этом жестоком мире.
– Нет, это я виноват, – перебил Ороро и стиснул его пальцы до боли. – Лез, куда не следовало. Ингрэм, мне очень, очень жаль твою семью! Пожалуйста, не убегай больше в лес грустить один! Я же здесь, – еле слышно, с мольбой добавил он. Лицо его потемнело так, что стало черным, даже шея.
Ороро и впрямь сильно переживал и раскаивался, с удивлением понял Ингрэм, разглядывая свое отражение в его немигающих черных глазах.
– Хорошо, – прочистив горло, сказал он. – Спасибо за… за это.
Он осторожно высвободил руки. Замялся в нерешительности, вопросительно глядя и выискивая на лице Ороро подсказки и немного волнуясь, как бы глупо не вышло.
Это в человеческих обычаях было принято обниматься, а что там в тэйверских, Ингрэм не знал и был неприятно озадачен.
«Может, обнимать представителя низшего народа для них отвратительно?» – подумал он, помня о том, с какой щепетильностью тэйверенок отзывался о своем высшем народе и брезговал низшими. Ороро ластился лишь в минуты слабости, после какой беды (как вчера) или неудачи (в первые разы, когда Дверь не попадалась или попадала не та).
Ороро вдруг шагнул вперед и обнял его за шею. Шумно втянул носом воздух и медленно выдохнул, мелко задрожал. Его хвост обвился вокруг лодыжки Ингрэма, крепко сжал, крылья съежились, будто он чего-то боялся.
Дети нуждаются в любви, напомнил в голове голос Юки. Он нуждается в тебе.
«Пусть это лишь на время, и он никогда не назовет меня своим отцом», – отстраненно подумал Ингрэм и крепко обнял его в ответ.
– Я могу сделать тебе метку призыва, привязав ее, скажем, клятвой команды, – сказал Ороро.
Он не отпускал Ингрэма, хотя время объятий уже должно было закончиться. Ингрэм терпеливо ждал, временами выразительно похлопывая его по спине и иронично думая, как же бедный тэйверенок изголодался по теплу и ласке, раз так пристает к жалкому человечишке.
– Если ты еще не передумал, – добавил Ороро.
– Нет, не передумал.
– Хорошо.
Довольно улыбающийся тэйверенок отстранился, деловито взял его за правую руку и принялся разматывать тряпицу на запястье.
– Я думал, клятвы положено скреплять на левой, – удивился Ингрэм.
– На левой скрепляют, когда обе стороны – маги. А ты пустой, и наша связь будет односторонней и будет черпать силу лишь из моей магии. Чтобы клятва не черпала твои жизненные силы, мы скрепим твою часть клятвы на противной от моей, мага, руке. Я добавлю к клятве метку призыва, и смогу явиться на твой зов, но ты на мой зов прийти не сможешь. Если мы заключим клятву на левой руке, ты сможешь явиться на мой призыв, но в таком случае ты истратишь свои жизненные силы, мгновенно состаришься и тут же умрешь.
Ингрэма передернуло.