Оружие Круппа. История династии пушечных королей

За каждым рабом велось неусыпное наблюдение на случай, если он задумает бежать. Это резко противоречит утверждению Круппа, будто «все мужчины и женщины были жертвами системы принудительного труда», которую навязывают предпринимателям государство. На Нюрнбергском процессе бывший министр вооружения и боеприпасов Шпеер доказывал, что частные фирмы не имели контроля над лагерями, а потому «глава фирмы, естественно, не мог знать условий, существовавших в подобных лагерях». Отчасти это верно. Альфрид не мог лично посетить каждый лагерь. Однако он нес ответственность за общую политику, определявшую положение в лагерях. Эссенские директивы, безусловно, исходили от главы фирмы, и фирма стерегла своих рабов с неусыпным рвением. В записке от 12 января 1944 года Альфрид указывал, что «просьбы итальянских гражданских рабочих об отпуске следует рассматривать как необоснованные», выражал неудовольствие, что «французы отказываются продлевать свои контракты», и заявлял, что «Берлин... должен снова быть поставлен в известность о необходимости принятия более строгих мер для возвращения из отпуска (французских. — У. М.)

рабочих». Далее он жаловался, что, несмотря на вмешательство Заукеля. «добиться возвращения отпускников нелегко, особенно из Франции, где полиция не ведет их регистрации».

Отпускники уклонялись от возвращения не только потому, что им надоела немецкая дисциплина, или потому, что они были сыты по горло жизнью в ветхих пекарнях, конурах и общественных уборных. К этому времени Эссен стал гибельным местом. Крупп обнаружил, что «время, когда Гусштальфабрик оставляли в покое, подходило к концу». 5 марта 1943 года Эссен и крупповские заводы в первый раз стали объектом массированного налета. Два года спустя, 11 марта 1945 года, бомбы обрушились на них в последний раз. В промежутке бомбардировщики совершали регулярные налеты. Однообразие этой войны выработало у людей привычку к ужасам. Бомбы не разбирали правых и неправых, они не щадили невинных, но редко поражали виновных.

Собственно говоря, бомбы практически ни разу не поразили виновных. Крупповский бункер остался цел и невредим, и дома директоров пострадали мало, а вот военнопленные, иностранные рабочие и заключенные концентрационных лагерей в отчаянии прижимались к земле в самом центре поражаемых объектов. Технический директор альфридовского жилищного управления Юген Лауфер вынужден был признать в своих показаниях в Нюрнберге, что «все без исключения лагеря находились в наиболее опасных районах». После одного налета раненые более суток оставались без медицинской помощи, а к умирающим католикам не допустили священника для последнего причастия. В целом, согласно недатированному докладу, присланному Альфриду в самом конце войны, три лагеря были «частично уничтожены», 32 — «целиком уничтожены», а 22 — «дважды уничтожены». Ни один не оказался пощаженным. Только за одну ночь с 23 на 24 октября 1944 года городской инженер Эссена зарегистрировал 820 убитых и 643 раненых.

Отчасти эти трагедии были результатом того, что бомбардировки велись без разбора. Но и здесь Крупп проводил определенную политику: неправые страдали меньше правых, а некоторые невиновные — больше других невиновных. На одной улице были расположены рядом два концентрационных лагеря. Когда раздавалась тревога, еврейские девушки прятались в остатках развороченного погреба, за колючей проволокой их лагеря, а поляки — в канаве внутри своего лагеря. Во время небольшого налета случайная бомба угодила прямо в канаву. Было убито более ста поляков, и вслед за этим последовало распоряжение: в будущем еврейкам предстояло укрываться в мелкой канаве, а полякам — в несколько более надежном погребе. Нацисты даже в смерти сохраняли иерархический порядок. У еврея было меньше шансов уцелеть, чем у восточного рабочего, шансы этого последнего уступали шансам вольнонаемных рабочих, которые в свою очередь подвергались большей опасности, чем «высшая раса».