Оружие Круппа. История династии пушечных королей

Но ничего сделано не было. Восемь дней спустя начальник котельного цеха докладывал о работе присланных к нему русских солдат и гражданских лиц. Он отметил, что с момента их прибытия прошло шесть недель, и все они «физически очень ослабели... Ежедневно по болезни не выходит на работу от 10 до 12 из 36 русских... Причина, по-моему, заключается в том, что пища, которую они получают, не обеспечивает им возможности работать так, как следовало бы. Их дневной рацион, например, часто сводится к миске жидкого супа из капустных листьев с кусочками турнепса». Это был знаменитый крупповский «бункерный суп», содержавший примерно 350 калорий. Иногда к нему добавлялся ужин — тоненький ломтик хлеба, смазанный джемом. Однако в памяти тех, кто остался жив, ярче всего запечатлелись сумерки, когда они возвращались из цехов в лагерь и, подергиваясь от голодных судорог, становились в очередь, чтобы получить жестяную миску этих помоев.

Показания одного крупповца в Нюрнберге позволяют ясно представить, каким отчаянным было положение этих заключенных:

«Горячая еда состояла из супа, холодная — из куска хлеба с джемом или маргарином. Многие немецкие рабочие не прикасались к «бункерному супу», которым кормили у Круппа. Однако после налетов в октябре 1944 года даже и его перестали выдавать. Ночные смены никогда не получали никакого дополнительного питания. На питание заключенных Крупп получал по 0,7 рейхсмарки на человека в день».

В отношении еды, как и в отношении всего другого, Крупп пытался выдерживать двойной стандарт — невольники с Запада были «недочеловеками», но рабы с востока были «недонедочеловеками». Конечно, по мере того как сгущался туман войны, это различие тоже сходило на нет. И автору данной книги приходилось слышать от чудом выживших рабов Круппа, которые возвращались из Эссена к себе во Францию, Голландию или Бельгию, что двери родных домов в буквальном смысле слова захлопывались перед ними — их жены и матери просто не могли их узнать. В среднем, однако, невольники с Востока все получали в меньшем количестве — кроме побоев. «С ними обращались хуже, чем со всеми остальными военнопленными», — установил Нюрнбергский трибунал, и это заключение поддерживается показаниями, документами и вещественными доказательствами, общий вес которых превышает 500 фунтов. Решение создавать для них немыслимые условия было принято на самом высоком уровне. В записке управляющего паровозным заводом фирмы «Крупп» указывается, что руководитель отдела по вербовке и доставке рабочей силы Леман, получавший распоряжения непосредственно от Альфрида, приказал ему выдавать русским «между четырьмя и пятью часами утра по 300 граммов хлеба». Управляющий добавляет: «Я заметил, что продержаться на таком хлебном пайке до 18 часов просто невозможно, на что Леман ответил, что русских военнопленных не следует приучать к западноевропейскому питанию».

Среди обвиняемых, которые вместе с Альфридом предстали в Нюрнберге перед трибуналом, был и Макс Ин, назначенный членом совета директоров фирмы в марте 1941 года. В своих показаниях Ин признал: «Пищевой рацион русских рабочих был таким скудным, что... было почти невозможно заставить их работать». Он во всем обвинял правительство и утверждал, будто рацион «наконец постепенно увеличили». На самом же деле имело место обратное явление. Рацион стал настолько скудным, что повара иногда вовсе забывали его раздать. В первую годовщину своей деятельности в качестве члена совета директоров Ин получил следующий написанный от руки рапорт из броневого цеха: «Г-н Бальц поставил меня в известность, что девяти русским гражданским лицам, работавшим в ночной смене 19-20 марта, забыли выдать еду. Мастер Гроллиус на этом основании отказался допустить их к работе. Только тогда они получили еду». Совершенно ясно, что Гроллиус был повинен в дерзости, если не в серьезном нарушении дисциплины. К несчастью, подобные отдельные случаи ничего изменить не могли. Даже если просто пролистать отчеты и доклады, поступавшие в Главное управление еще зимой 1942/43 года, когда Альфрид стал фактическим главой фирмы, то станет совершенно ясно, что только самые экстренные и широкие меры могли предотвратить катастрофу. Вот три таких документа, выбранные почти наугад.

20 октября 1942 года административный работник, который только что инспектировал лагерь Раумерштрас-се, докладывает Леману: «По словам охранников, пробывших там некоторое время, они не раз замечали, что заключенные, которые по прибытии были совершенно здоровы и казались крепкими и сильными, уже через несколько недель выказывали признаки чрезвычайно ослабленного физического состояния. Инспектирующие врачи вермахта также отмечали это явление и указывали, что нигде они не наблюдали такого тяжелого положения русских, как в лагерях Круппа».