Две еврейские девушки, которым удалось спастись, представили Нюрнбергскому трибуналу письменные описания наказаний, которым их подвергали на заводе. Одна из них, Роза Кац, заявила: «Мы находились под надзором эсэсовцев —и мужчин и женщин, которые тщательно следили, не остановилась ли какая-нибудь из нас украдкой передохнуть. За это провинившуюся били железным прутом, пока у нее все тело не покрывалось синяками». Другая свидетельница, Агнеса Кенигсберг, показала: «Нас били ногами и кулаками как в лагере, так и на заводе — эсэсовцы и немцы-мастера. Избивали нас постоянно, нередко без всякой причины или при малейшем, самом незначительном предлоге...»
Конечно, в самом скором времени начались бы массовые смерти, однако среди крупповских рабочих находились и такие, кто делился с девушками своими пайками, подбодрял их, шепотом передавал сведения о поражениях немецкой армии, о которых узнавал, тайком слушая передачи союзников.
Бюлов присутствовал при избиениях заключенных, осматривал жертвы после избиений и не возражал против избиений до тех пор, пока оставалась надежда, что телесные Наказания помогут повысить производительность. Если истязания не помогали, судьба малопроизводительного раба исчерпывалась резолюцией на его карточке: «Бухенвальдский концентрационный лагерь» или просто «КЛ». Позже другие крупповские администраторы и старшие надзиратели лагерей делали вид, будто им было не известно, что означало подобное распоряжение,— они утверждали, что никогда не видели Бухенвальда и не знали, что там происходит. Заместитель Альфрида по лагерям сослаться на это не мог. Бюлов подписал один компрометирующий документ, помеченный 7 октября 1943 года. Он содержал указания о том, как следует поступать с военнопленными, чья непокорность так велика, что ни карцер, ни лишение еды не казались достаточным для них наказанием. Таких, распорядился Бюлов, следует «отправлять в гестапо». Он продолжал: «В подобных случаях гестапо всегда выносит смертные приговоры». И добавил примечание: «Прошу рассматривать эту записку как конфиденциальную, особенно в связи с упоминанием о смертной казни».
Таким образом, порочный круг становился все более порочным: изможденные рабы, которых стальными хлыстами гнали по улицам Эссена, были физически неспособны выполнять то, что от них требовалось, за это их избивали и еще больше морили голодом. А когда они совсем лишались сил, их уничтожали. Оглядываясь назад, приходишь к выводу, что сто тысяч подневольных рабочих Круппа едва ли оправдывали расходы на «бункерный суп». Их изможденность была очевидной. Но рейху не было дела до слабости его рабов. Самые жуткие жесты отчаяния проходили незамеченными. Один русский, не в силах дольше терпеть, ампутировал себе обе кисти, сунув руки под колеса паровоза. Его обвинили в «саботаже».
7 декабря 1941 года сохраняется в памяти народов Европы, как дата чудовищного преступления, которое по своему размаху и оскорбительности для всего человечества неизмеримо превосходит японское нападение на Пирл-Харбор, происшедшее в тот же день. Ведь именно в это воскресенье фюрер подписал план операции Nacht und Nebel («Ночь и туман»). Первоначальной целью этой операции было истребление людей, «угрожающих безопасности Германии», но два месяца спустя фельдмаршал Кейтель расширил толкование указа фюрера, так что под его действие подпадали все лица, уже арестованные в оккупированных странах и оставленные в живых более чем восемь дней. В этих случаях «...арестованные подлежат тайному вывозу в Германию... Эти меры будут иметь предупредительное значение, поскольку а) арестованные исчезнут бесследно, б) никакие сведения о их местопребывании или судьбе даваться не будут».
В Нюрнберге Кейтель признался перед Международным Военным Трибуналом, что из всех неслыханных зверств, в которых он принимал участие, это было «самым худшим». Тут с ним нельзя не согласиться. В основе этого приказа лежало четко и недвусмысленно сформулированное рассуждение о том, что «эффективное усмирение» покоренных народов легче всего осуществить с помощью меры, которая обеспечит, чтобы «родственники преступника и все население не знали бы о его судьбе». Поскольку среди «преступников» оказались потом и дети, и неграмотные, и умственно отсталые, план «Ночь и туман» привел к тому, что в хаосе послевоенной Европы судьба очень многих людей так и осталась навеки неизвестной. И сейчас еще во всем мире бесчисленное множество мужчин и женщин, потерявших близких четверть века назад, по-прежнему терзаются мыслью, что их родные, возможно, живы и только их местопребывание не известно. Списки в захваченных в 1945 году архивах службы безопасности (СД) содержали только фамилии с пометкой NN («Nacht und Nebel»). Никогда уже fie станет известно, сколько погибших скрывали эти списки. На этот раз немецкой страсти к педантичному документированию не было дано хода. Не записывалось даже место погребения. Жертвы навеки исчезли в тумане и ночи «третьего рейха».