«В Аушвице семьи разлучали — неспособных работать отправляли в газовые камеры, а остальных оставляли для принудительного труда. Девушек брили наголо, и на их коже татуировались лагерные номера. Их имущество, включая одежду и башмаки, отбиралось, а взамен им выдавалась тюремная форма и башмаки. Платье представляло собой балахон из серой материи с красным крестом на спине и желтой еврейской нашивкой на рукаве».
Полтора месяца они ничего не делали. Производилась проверка на беременность, и беременных сразу же отправляли в крематорий. Кроме того, к смерти приводила любая болезнь, включая обыкновенный насморк; инструкция, согласно которой «больные», как и увечные и беременные, подлежали истреблению, выполнялась неукоснительно. Затем партия примерно из 2 тысяч девушек была отправлена в Гельзенбергский лагерь, находившийся в ведении коменданта Бухенвальда. Они прибыли туда 4 июля 1944 года. Комендантом лагеря был пожилой эсэсовец. 2 тысячи вновь прибывших были размещены в четырех огромных парусиновых шатрах. «В каждом помещалось пятьсот девушек,— рассказывала на суде одна из них,— но был август, и нас это не испугало». Помолчав, она добавила: «А потом приехал Крупп».
Разумеется, сам Альфрид не приезжал — его представляли пять агентов, которым было поручено проверить «пригодность имеющихся там женщин для работы на Гусштальфабрик». Ожидая нового пополнения, эссенский отдел распределения рабочей силы начал спешную подготовку. Они рассчитывали получить крепкий, откормленный рабочий скот. До этих пор на Вальцверк II было занято менее ста немок, и только на легких подсобных работах. Сильные женские руки требовались теперь непосредственно в прокатных цехах — у нагревательных и отжиговых печей, — где до сих пор работали только мужчины. Вдобавок 9 августа Альфриду сообщили, что «заводская железная дорога получила очень хорошие результаты с женщинами-стрелочницами и намерена использовать женщин-кочегаров на паровозах».
Возможно, в том, что концерн рассчитывал получить в свое распоряжение могучих амазонок, отчасти повинен штандартенфюрер Пистер, так как комендант Бухенвальда настоял на включении в контракт пункта, обязывавшего Альфрида обеспечить наличие сорока пяти сильных ариек, которые принесли бы эсэсовскую присягу и, пройдя трехнедельную практику в Равенсбрюке, крупнейшем гиммлеровском лагере для женщин, взяли бы на себя охрану новых обитательниц лагеря Гумбольдтштрассе. Фирма предложила премию 70 пфеннигов за час тем из служивших у нее женщин, кто пожелал бы пойти в надзирательницы, а затем — по просьбе Круппа — курс в Равенсбрюке они прошли ускоренным темпом. Каролина Гейлен, немецкая девушка, работавшая на Вальцверк II, позже сказала, что пробыла в Равенсбрюке «неполные две недели». Тем не менее тот факт, что фирма набрала несколько десятков атлетически сложенных женщин, вооружила их хлыстами и научила утонченным способам истязания заключенных, указывает на приготовление к приему совсем не таких работниц, каких в конце концов получил Крупп.
Иоганн Адольф Трокель, начальник цеха, появился во временном лагере несколько дней спустя после того, как туда доставили евреек. Понаблюдав за тем, как они разбирали развалины после воздушного налета, он доложил, что, хотя его впечатления «носили только поверхностный характер», тем не менее он был поражен их «чрезвычайно убогой одеждой и столь же убогой обувью — на них были только рубашки, трико и светлосерые балахоны». Но особенно его поразила их хрупкость.
♦ ♦ ♦
Фирма «Крупп» очень не хотела, чтобы войска союзников обнаружили в Эссене искалеченных молодых женщин, но открытие, что у Круппа имелся концентрационный лагерь для младенцев, повлекло бы за собой совершенно невообразимые последствия, а потому решение о ликвидации Бушмансгофа (ибо детский лагерь существовал и это было его название) из страха перед возможным разоблачением было принято еще до того, как возник вопрос об отправке из Эссена поезда из 50 вагонов с 2300 заключенными в крематории Бухенвальда.