Оружие Круппа. История династии пушечных королей

В свете всего происшедшего это кажется странным. Однажды я прямо спросил Альфрида, не разумнее ли было бы выполнить слово, данное верховным комиссарам, и продать это имущество. Он сказал, что мой вопрос только оживил воспоминания о завете, оставленном ему прадедом, и холодно добавил: «По опыту, приобретенному за последние 150 лет, мы знаем, что для производства хорошей стали надо держать в руках весь процесс — снизу доверху». По существу, это пе было ответом на мой вопрос. Речь шла не о том, как организовать производственный процесс. Крупп дал клятву всему миру, что никогда больше не будет производить стали, хорошей или плохой. Но и другим, задававшим ему этот вопрос, он отвечал примерно то же самое. В фирме также раздавались голоса, предлагавшие ограничиться производством и сбытом уже выпускаемых видов продукции. Одни только доходы от эссенских бакалейных магазинов сделали бы Круппа миллионером, но он отвечал своим помощникам так же твердо, как и мне, что рожден быть сталепромышленником. «Сапожник должен тачать сапоги», — повторял он свою любимую поговорку.

Джон Макклоп бушевал у себя на Уолл-стрите: «Немцы хотят, чтобы я вмешался и пересмотрел Мелемское соглашение. Я говорил и говорю, что Крупп подписал его добровольно и должен его придерживаться. Он утверждает, что на него оказывали давление. Это абсолютно неверно». Что же касается баронов фабричных труб, то они говорили: «В Руре мы друг за друга». Эта непримиримая позиция поднимала их дух, но не дух боннского правительства. В 1954 году сам Аденауэр дал обещание урегулировать вопрос о реорганизации угледобывающей и сталелитейной промышленности. В обмен на полный суверенитет, членство в НАТО и участие в Западноевропейском союзе правительство ФРГ неохотно заверило союзников в Париже, что оно возьмет на себя ответственность за выполнение закона № 27 Союзного Контрольного Совета. Канцлера превращали в мелемского полицейского. Увидев ловушку, он увернулся и добавил, что, поскольку срок действия закона истекает, он «должен оставить за собой право вновь вернуться к этому вопросу в соответствующее время».

Через три года Крупп напомнил Аденауэру его слова и выступил с публичным заявлением, доказывая, что большой бизнес не только имеет право, но и должен расти.

Как бы ни был силен Аденауэр, он знал, что еще ни один германский канцлер пе сумел пренебречь Круппом, и оп заколебался.

Конечно, канцлер пе имел намерения выступать против Круппа. Он был реалистом, и поэтому и сам он и его послушные министры экономики стали ширмой для Круппа, тогда как рурская иерархия, свободная от силезской конкуренции, усиливалась и замыкалась в своем кругу более чем когда бы то ни было. Спрута, говорят, трудно убить. Теперь, когда Крупп владел более чем сотней предприятий в одной только ФРГ, он казался вообще неуязвимым. Боннские антикартельные законы остались лишь на бумаге. С каждой неделей менее сильные промышленники убеждались, насколько успешно «децентрализовал» свои предприятия Альфрид, и уже через год после торжественного призыва Аденауэра к свободному предпринимательству свыше ста западногерманских фирм ходатайствовали о разрешении им укрупниться.

Бейтц говорил мне: «Вопрос о секвестированной собственности Круппа никогда не выдержит разбирательства в немецком суде. Это соглашение противоречит нашим законам. Но Альфрид, вы его знаете, настаивает на том, чтобы вести дело корректно. Я ему говорю: «Поезжай на два-три месяца в Африку. Я — твой генеральный уполномоченный, и я займусь этим. Я кому-нибудь все это продам, может быть, Арндту». Но Альфрид — джентльмен. Он смотрит на меня с грустью и отрицательно качает головой».

Крупп не зря качал головой. Если бы Бейтц изучил соглашение более внимательно, то увидел бы, что никакая продажа не действительна без одобрения Опекунского совета и что в качестве члена семьи сын Альфрида Арндт исключен из числа законных покупателей. Более того, прочти генеральный уполномоченный Парижские соглашения 1954 года, он узнал бы, что Западная Германия отвечает за выполнение Круппом Мелемского договора. Эти соглашения стали составной частью конституции ФРГ. Уж куда-куда, а в суд обращаться с этим делом было бессмысленно.

Вместо этого Альфрид решил апеллировать к общественному мнению страны и к невозмутимым советникам НАТО. Консервативная западногерманская пресса начала оживленную кампанию, доказывая, что вынуждать свободного гражданина Федеративной республики продать свою собственность — это возмутительное дело, что поставленные условия неприемлемы и что само Мелемское соглашение — «пережиток эры экономического угнетения Германии союзниками».

Уже в 1954 году Бейтц потребовал вернуть Круппу угольные и сталелитейные предприятия. «Чего не может сказать связанный обещанием Альфрид, скажу я», — заявлял он, добавляя, что, пока он работает в фирме, «ни один камень не будет продан».