Оружие Круппа. История династии пушечных королей

Альфрид умолчал о том, что в американских корпорациях имеют свою долю примерно 20 миллионов держателей акций, а в его фирме нет ни одного пайщика, кроме него самого. Мало того, он уклонился от выполнения своего «морального обязательства», как это было записано в Мелеме. Будучи главой самого старого и гордого торгового дома в Европе, он отводил от себя обвинения в жульничестве. Тем не менее совершенно очевидно, что Крупп участвовал в обмане общественного мнения. После освобождения из Ландсберга он публично объявил, что «подписал обязательство не производить ни угля, ни стали» и что он «будет его придерживаться». Через три года в ответ на вопрос корреспондента американского журнала «Тайм» он повторил: «На нас лежит моральное обязательство, и я не буду искать обходных путей». На деле же он только их и искал. Его коллеги смущенно поясняли: «Альфрид разрывается на части. Он хочет сдержать свое слово, но одновременно хочет выпускать сталь». Но разве так он говорил, когда англичане ушли из Эссена и возвратили ему основную часть его концерна? Бейтц заявлял, что «Альфрид Крупп никогда не обещал покончить с производством стали и угля. По соглашению он обязывался не покупать новых сталелитейных и угольных предприятий». Это ложь. Но даже если бы это было и правдой, то и тогда Альфрид виновен в нарушении Мелемского соглашения, ибо в течение пяти лет, когда он был лишен права заниматься тяжелой индустрией, он тайно приобретал огромные новые сталелитейные и сталепрокатные предприятия и шахты.

Круппы всегда смотрели дальше своего сегодняшнего дня. За потоками заказов и контрактов, входящих и исходящих документов крылись более грандиозные замыслы. Неотступная мечта о тевтонской Европе наконец-то должна была воплотиться теперь в Общем рыпке. Французская «Реалитэ» писала: «Крупп верит, что в деле индустриализации Европы решающее значение имеют ее традиции, ее ресурсы, ее техника». Альфрид, конечно, не сказал корреспонденту парижской газеты, что рассчитывает убрать с дороги французских промышленников с их устаревшими заводами и малочисленным парком станков. Для него это было делом решенным.

В январе 1959 года Федеративная Республика Германии вступила в Европейское экономическое сообщество. В Брюсселе в доме № 24 по авеню де-ля-Жоёз-Антре, где находится штаб-квартира Общего рынка, был официально принят представитель Бонна д-р Вальтер Хальштейн, бывший обер-лейтенант вермахта. Вскоре оп возглавил его руководящий орган, став председателем Комиссии Общего рынка.

Его соотечественникам это было весьма приятно. Но у Рура были свои основания радоваться. Рурским промышленникам, бесспорно, предстояло занять господствующее положение в новом сообществе.

Глава XXVIII. САМАЯ МОГУЩЕСТВЕННАЯ ФИГУРА В ОБЩЕМ РЫНКЕ

Альфрид Крупп был самым богатым и самым могущественным промышленником Общего рынка. В этом крупном таможенном союзе, объединившем семь фирм с общим торговым оборотом четыре миллиарда марок, концерн «Крупп» был единственным частным, а не акционерным предприятием. Он и его рурские сателлиты, бароны фабричных труб, производили половину потребляемого «шестеркой» угля, и теоретически он мог приказать Вейтцу задержать каждые три из четырех судов, входящих в Роттердамский порт или отплывающих из него. Разумеется, он не делал ничего подобного. Ему эти рейсы нужны были еще больше, чем голландцам. Именно совместные кооперированные действия приносили прибыль, поэтому он с таким энтузиазмом и ринулся в это новое объединение. Павильоны Круппа на промышленных выставках выделялись среди других своими яркими красками, которые импонировали послевоенной Западной Европе. На автофургонах, сновавших между его фабриками, был знак Общего рынка — надпись «EUROP». Чтобы подчеркнуть, что он в первую очередь европеец и только уж потом немец, Крупп заказывал оборудование в странах Общего рынка.

Ввиду выдающегося положения Круппа его, разумеется, приглашали в Брюссель на совещания по установлению цен, которые уже тогда приводили в замешательство Уайт-холл.