Осиное гнездо

— Я пензию вчерась получил, выпил малость, но точно помню, что в кармане оставалось целохеньких семьдесят гривен. Пропил я только двадцать, а пятьдесят осталось. Дома, када протрезвел, обнаружилось, что ни копейки нет. Что теперь будет? Сын придет из Апши, бить начнет. Я его знаю. Он кожен раз, когда я получаю пензию, спрашивает, где деньги, отец? Ежели я отдаю ему все денежки, он благодарит: молодец, батяня. Но если у мене ничего не остается, как чичас, он лупит меня как сидорову козу. И что мне теперь делать — ума не приложу? Посоветуй, кума, дорогая. В милицию, может, обратиться, как ты думаешь?

— Обращайся, мне от этого ни холодно, ни жарко, — отрезала Мария.

— Ну, все же… кума, как — никак, выручить могла бы.

— Ой, кум до кумы залыцявся… — начала Мария, и ее плутовские глаза устремились ниже пояса кума. — Хочешь сальца? Или ты уже ни на что не годен. Эх ты, старый башмак!

— Я, кума, в таком состоянии, что мне ничего не требуется. Вот ежели бы ты пятьдесят гривен мне нашла и одолжила…

— Фи! я таких денег в жисть не видала. Я бедная, беззащитная мать — одно ночка. Я могу только обнять, поцеловать. Могу налить, еще на донышке осталось.

— Наливай, где наше ни пропадало! — согласился Василий, и глаза его потеплели.

— Уф, ядреная, — закашлялся Василий. — Где ты такую взяла?

— Это секрет. Хошь, я еще принесу. Только закуси никакой. Был вчера один хлеб, да разве на такую ораву напасешься?

— Я не люблю закусывать, — сказал Василий. — Умные люди говорят, что ежели часто пить, то кушать совсем не хочется, водка обладает сытостью. Иди, неси, я буду у тебя в долгу. Лишь бы мой сын не пришел сегодня вечером, боюсь я яво.

— А ты приведи его сюда, мы его с дочкой Светой ухайдакаем за ночь, да так, что он ногами переплетать начнет. Вот увидишь. Тогда он тебе — тьфу: не страшен.

Мария достала еще пятерку, Василий и догадаться не мог, что это его денежки. Она сбегала к соседке, принесла бутылку и только стала разливать в стаканы, как появился сын Василя, тоже Василь.

— О, легок на помине, — воскликнула Мария, — давай, присаживайся. Да сюда, ко мне поближе, не откушу, вернее, не укушу, чего ты переживаешь. Эй, Светик, иди и ты, садись с нами.

— Деньги принес? — спросил сын отца.

— Беда случилась со мной, сынку, ограбили меня старого, несчастного. Теперь на буханку хлеба не знаю, где взять. Помру я скоро, тогда никакой пензии не будет. Клянусь животом своим, помру.

И отец стал плакать.

— Прости меня, сынку, на этот раз, больше такое не повторится. Если повторится — можешь прикончить меня; даю согласие и даже прошу в присутствии свидетелей.

— Я тебе все равно накостыляю, — показал кулак сын.

— Брось ты, Ваську, ерундой заниматься, — сказала Мария, впиваясь молодому Василю в губы. — Ну, подумаешь деньги! Да на кой ляд они нужны тебе? Вот мы со Светой перед тобой — бесплатное удовольствие на всю ночь. Мы денег не берем, мы так даем. Оставь ты старика в покое, побойся Бога. Я свою матушку погубила, а теперь жалею. Сколько она, лежала голодная, немощная, под себя мочилась, а я ее в комнате закрывала на замок, даже била по голове пьяная, чтоб не кричала, а когда приносили соседи что-то съестное для нее, я тут же отбирала и сама набрасывалась, как голодная сука; а теперь жалею. И мне так Бог даст. Вот эта сучка уже выросла и начинает относиться ко мне так же, как я к своей матери относилась. Недаром говорят: яблоко от яблони недалеко падает. Это истинная правда. Я не могу простить себе и теперь расплачиваюсь, раскаиваюсь, да толку нет никакого. Бу — у — у!

— Не плачь, сука старая, — сказала дочь, сверля глазами молодого Василя.

— Ид — ди ты на х.! Да я тебя еще за пояс заткну. Ты только начинаешь, а я уже прошла огни и воды, и медные трубы. Да знаешь ли ты, что если бы всех собрать, выстроить, кого я поимела, то отсюда до Москвы бы хватило. Сколько до Москвы километров, никто не знает?

— Как же не знать — знаю, сказал Василий младший, — я недаром в школе учился.

— Ну, скажи, сколько?

— Пятнадцать тысяч километров.

— Тысяча пятьсот, дурак. Вернее одна тысяча шестьсот, я точно знаю.

— Тогда выпьем за это, — предложил Василий — сын. — Я сегодня домой не вернусь.

— Пусть поплачут твои котята, — сколько их у тебя? — спросила Мария.

— Пять штук, — ответил Василий.

— А твоя кобыла двуногая сюда не заявиться в самый ответственный момент?

— Не — ет. Я далеко живу. В самом конце Апши. Она сюда никак попасть не сможет: не найдет.

— Бедная. Мне ее жалко, — сказала Мария.

— Отчего тебе ее жалеть, разве баба бабу жалеет?

— Жалко. Ты к ней, после нас со Светой целый месяц не подойдешь: не захочется. Гы-гы-гы! Давай укладываться. Ты с кем, со мной или со Светой?

— Пущай он с молоденькой со Светой, а я при тебе буду, — сказал Василий — отец.

— Ты со мной? Так ты уже развалина, какой от тебя толк? — нахмурилась Мария.

— Мама, ты его не знаешь, он мужик — любого за пояс заткнет, — торжественно объявила Света. — Он же жену в гроб загнал раньше времени. Ты его только попробуй.

— Черт с вами, пущай будет по-вашему. Но потом поменяемся. Я тебе старого, ты мне — молодого.