Фуко часто критиковали за то, что в описанной им картине мира общественные институты обладают значительно бóльшим потенциалом власти, чем люди. Юрген Хабермас (Habermas 1990) указывал на ограниченность его представлений, поскольку власть в них выглядит тоталитарной по определению, тогда как Пьер Бурдьё неоднократно предъявлял претензии к самому методологическому подходу Фуко (Callewaert 2006). Чарльз Тейлор (Taylor 1984) видел слабые места в построенной Фуко модели доминирования и подчинения, а Нэнси Фрейзер (Fraser 1985) рассуждала о том, позволяет ли антигуманизм Фуко назвать его отрицателем философии или нигилистом. Тем не менее Фуко действительно верил в то, что власть принадлежит современным институтам, и был убежден в эффективности стратегий, которые они используют для того, чтобы держать людей в подчинении. Он утверждал, что социальные и исправительные учреждения, в задачу которых, согласно их официальному имиджу, входят забота о человеке и его реабилитация, – больницы, школы, тюрьмы – в действительности предназначены для того, чтобы переделывать людей, и соответственно этому организованы; эту сферу властных отношений Фуко называет биополитикой. В том, что гуманитарные и социальные дисциплины стали относиться к человеческому телу как к культурному феномену, есть несомненная заслуга Фуко; однако заняться предметным рассмотрением вопроса о том, какие телесные практики отражают работу власти и в чем это выражается, предстояло мыслителям следующих поколений.
Дискурс и биополитика стали частью теории «правительности» (la gouvernementalité), которую Фуко сформулировал в 1970‐х годах. Она может быть использована в качестве концептуальной рамки для исследования того, как форма и текстура тривиальных деталей повседневной жизни могут быть задействованы в установлении и поддержании социального контроля. Очевиден потенциал такого подхода для изучения политики модного потребления. Как утверждает Джон Райхман, Фуко пишет не историю вещей, но историю «понятий, категорий и технических приемов, благодаря которым в определенные моменты времени та или иная вещь становится центральными элементом, вокруг которого выстраиваются дискуссии и процедуры» (Rajchman 1983–1984: 8). В своих работах Фуко стремится к разоблачению иллюзий, и в первую очередь расхожих представлений о «прогрессивном развитии» и «преемственности» (Foucault 1994: 419). Его занимал вопрос о том, как «устроены» вещи в наших представлениях; и дискурс стал ключевым понятием в описании процесса формирования осознанных представлений («знания») о таких явлениях, как здоровье, безумие, сексуальность, раса, классовое положение. Но «ключевой» не значит «единственный», поскольку в данном процессе также задействованы подсознательные субструктуры – верования, мифы, идеологические убеждения.
Понятие «биополитика» дает нам убедительную концептуальную рамку для исследования форм социального поведения, поддержание которых основано на определенных телесных практиках. Фукольдианский анализ феномена моды опирается на работы Фуко о теле, самой значимой из которых является книга «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы»146
. Фуко тщательно исследует ключевую роль тела в функционировании современных институтов (Foucault 2001; Foucault 1991). Он подробно описывает, как разнообразные институциональные структуры перестраивают, исправляют, преображают человеческие тела. В книге «Надзирать и наказывать» он рассуждает о том, как знание возникает в результате непосредственного воздействия властных институтов на тело (Foucault 1991); эта тема актуальна для любых исследований социальных и пространственных формаций, но Фуко сводит их воедино, и в этом состоит новаторство его подхода. Он утверждает, что дисциплина формирует определенные типы личности. При этом в качестве метафоры функционирования дисциплинарного общества он использует Паноптикон, в свое время спроектированный Джереми Бентамом (Ibid.)147. Новые криминологические дискурсы стимулировали появление новых форм тюремного наказания, которые уже с конца XVIII века включали в себя меры, направленные на исправление или перевоспитание заключенных. На смену физическим наказаниям пришел надзор, новая стратегия доминирования, призванная вызвать у заключенных болезненно обостренное внимание к собственному телу и заставить их изменить свое поведение.