Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Такие юмористические инверсии рождал сам дух обновления и временного распада иерархий, проявлявший себя во всей «богатой и разнообразной народно-праздничной жизни Средних веков и эпохи Возрождения», которую Бахтин обозначил единым термином «карнавал» (Ibid.: 218)81

. Теория Бахтина, описывающая этот перевернутый мир, предвосхитила появление культурной антропологии, и в первую очередь такого ее направления, как символическая антропология, изучающего переворачивание и отрицание символов. Как отмечают Питер Сталлибрасс и Аллон Уайт, культурная антропология служит проводником, позволяющим перенести теорию Бахтина из сферы исторического знания, где царит реальный народный карнавал, в те области знания, где ее можно проецировать на целый ряд художественных и культурных явлений (Stallybrass & White 1986: 18). В книге «Мир наизнанку: символические инверсии в искусстве и социуме» специалист в области культурной антропологии Барбара Бэбкок поясняет, что «„символическая инверсия“ – широкое понятие, обозначающее любой акт экспрессивного поведения, который несет в себе элемент намеренного противоречия, непоследовательности и самоотрицания или в каком-либо смысле являет собой альтернативу общепринятым культурным кодам, ценностям и нормам, и не важно каким именно – языковым, литературным или художественным, социальным, политическим или религиозным» (Babcock 1978: 14). Такое определение «символической инверсии» отражает смысл, который мы вкладываем в слово «инверсия» в обыденном контексте: «переворачивание с ног на голову», «смена положения, порядка, последовательности или взаимоотношений на прямо противоположные» (Oxford English Dictionary, 1991).

Таким образом, инверсия занимает центральное место среди способов выражения комического, на что также обращает внимание Бахтин, и это позволяет рассматривать ее в ряду практик культурного отрицания (Bakhtin 198: 410). Отрицающие систему и порядок, играючи разрушающие иерархический строй установленных категорий и классификаций, инверсии могут быть рассмотрены как критика закрытых символических систем и незыблемых категорий: «По своей сути такая смехотворная „неразбериха“ – это атака, направленная против контроля, против закрытых систем, против того, что называется „необратимостью порядка вещей, совершенством бытия абсолютно самодостаточных систем“» (Babcock 1978: 17)82

. Вторя теории Бахтина, культурная антропология делает особый акцент на освобождающих функциях инверсивных техник – или, говоря его собственными словами, карнавальных практик – и их способности попутно порождать смех. Бахтин полагал, что «праздничные смеховые формы и образы» дают ключ к диалектическому восприятию мира, позволяющему разоблачить господствующие истины и порядки. Сквозь призму юмора можно увидеть мир, в котором все относительно, и хотя эта иная картина мира временна, она дает повод задуматься об условности существующих иерархий и возможности другого социального порядка. И в свете данной теории эксперименты Мартина Маржела в области моды можно трактовать как тот самый момент (временного) крушения привычной картины мира вследствие ее осмеяния.