И последнее, о чем необходимо сказать: работы Бахтина, и в первую очередь его рассуждения о гротесковом и классическом каноне в книге «Творчество Франсуа Рабле», могут служить инструментом для изучения уникальной и парадоксальной позиции моды, которая, являясь оплотом для идеала нормальности, одновременно играет роль движущей силы, побуждающей выходить за рамки идеальных представлений о норме и отклонениях от нее, переворачивать их с ног на голову или, говоря языком Бахтина, подвергать их карнавализации. Со своей стороны, исследования моды (и сам Бахтин указывает на это) предоставляют широкое поле для применения его теории, поскольку мода неразрывно связана с телом и нормами поведения. В этой статье я показала, что, опираясь на факты, предоставляемые визуальной и материальной культурой, и поместив теории Бахтина в континуум с целым рядом других учений и дисциплин, занимающихся проблемами тела и субъективности (гендерными исследованиями, квир-теорией, исследованиями инвалидности, исследованиями тучности), исследования моды способны контекстуализировать его идеи и придать им более ясное звучание.
ЛУЭЛЛИН НЕГРИН
Мода – это то, что мы носим, одевать нас – ее главное предназначение. И в силу этого она неразрывно связана с человеческим телом. Тем не менее до недавнего времени научный анализ моды чаще всего игнорировал обусловленный ношением одежды тактильный опыт и не рассматривал одежду как форму воплощения; вместо этого с ней обращались как с «текстом», требующим семиотической расшифровки, или как с изображением, художественной формой, к которой следует применять эстетический подход. Таким образом, на моду взирали как на чисто визуальный феномен, не обращая внимания на природу взаимодействия между одеждой и телом человека, который ее носит. В результате было упущено нечто важное – тот факт, что мода не только придает человеку определенный «вид» (look), но и влияет на то, как тело взаимодействует с пространством. Конкретные предметы одежды приобретают значимость не только благодаря своим эстетическим достоинствам или смыслам, которые они транслируют, но и в силу того, что они физически понуждают к определенной манере поведения.
В этой главе мы обсудим, как феноменология Мориса Мерло-Понти, выводящая на первый план телесную природу нашего опыта взаимодействия с миром, может быть применена к рассмотрению данного аспекта моды. Центральный тезис феноменологии Мерло-Понти основан на убежденности в том, что человеческое тело является не рецептором, пассивно регистрирующим внешние раздражители, но посредником, от которого зависит наше восприятие мира. Тело не просто инертный объект, существующий независимо от сознания, но скорее средство, с помощью которого человек приходит к пониманию мира и воплощает, а значит, транслирует в окружающий мир, собственные представления о себе. В этой главе будет показано, что феноменология Мерло-Понти предоставляет нам теоретический подход, вооружившись которым мы можем изучать моду не только как эстетический или символический феномен, но и как гаптический опыт.
Французский философ Морис Мерло-Понти (1908–1961) создавал и формулировал свою теорию воплощенного опыта в 1940–1950‐х годах. Она изложена в его важнейших трудах: «Феноменология восприятия», «Первичность восприятия», «Проза мира», «Видимое и невидимое». Его феноменология (то есть учение о феноменах), имеющая под собой фундамент философских трудов Эдмунда Гуссерля и Мартина Хайдеггера, а также экзистенциализм Жана-Поля Сартра, подчеркивает значимость тела как места первичного познания мира, на котором зиждется наш опыт восприятия мира, формирующийся в процессе нашего с ним практического взаимодействия. Таким образом, Мерло-Понти выступал противником традиционных доктрин западной философии, в основе которых лежит дуализм разума и тела.