Основания девятнадцатого столетия

Конструктивный потенциал консерватизма — вот то, чем он вызывает к себе интерес. Но мы все же считаем, что эта ситуация не вполне объясняет любопытство, которое возбуж­дает X. С. Чемберлен и его труды, поскольку за ними такой позитивной продуктивности не находят. Этот автор стоит особняком. Его сочинения и интерес к ним лежат в плоскости тех событий, которые составили черную полосу истории Европы. Прошлый век породил фашизм, приведший к чудо­вищной трагедии, жертвой которой стали все гуманистиче­ские ценности человечества, а оно само было подведено к границе, за пределами которой его свободное существование становилось более чем проблематичным. После завершения трагедии в самой острой ее фазе перед миром, но в первую очередь перед европейской культурой и гуманистикой, вста­ли вопросы, на которые доныне нет убедительных, не то что окончательных ответов. Основной из них состоит в вопрошании: как оказалось возможным такое проявление человеконе­навистничества и в какой мере на этой культуре и ее творцах лежит ответственность за его возникновение? Ответ на него тем более необходим, что нацистское безумие не только оста­вило фактически неизлечимую травму на духовном само­сознании европейских народов, но оказалось живучим, и фашизм в своих размытых формах продолжает свое сущест­вование. Европейская культура стоит перед труднейшей интеллектуальной задачей и немалым нравственным испы­танием. Ей предстоит установить, из каких идей, выпесто­ванных ею же, произрастают эти «цветы зла», кто и в какой мере нес или несет ответственность за саму возможность фа­шизма, в каких разломах культуры и социума гнездятся их собственные пожиратели. Наконец, немаловажно прояс­нить, каким образом, пусть и провокационные, но все же аб­страктные идеи и понятия вдруг способны превращаться в гнуснейшие политические программы. Ведь и в Канте, и в Ге­геле, не говоря о Ницше, иные видели предтечу германского тоталитаризма.[6]

Не один серьезный мыслитель современно­сти пытался ответить на эти вопросы. Более всего известна мужественная попытка Томаса Манна тем способом, который был ему подвластен — публицистика и роман, — раскрыть духовные комплексы европейской культуры как среду, пи­тавшую антигуманизм.

⁸

Центром его размышлений были немецкая культура и германизм в свете пережитого трагиче­ского опыта. Он — этот опыт — коснулся и его самого. Обра­щение к Томасу Манну значимо не столько в силу духовного авторитета этого писателя–мыслителя, сколько ввиду того ду­ховного подвига, который он смог совершить, преодолев в себе националистический германизм, прежде чем выйти на пути гуманизма. Посему его суждения и оценки важны, ибо сделаны человеком, внутренне пережившим опасный и обольстительный духовный опыт. Как и у многих его совре­менников, «проблема Германии», или «немецкая проблема», стала центром сосредоточенных размышлений. Свидетельст­вами этого явились его статья о Фридрихе Великом, новелла «Смерть в Венеции», но особенно «Размышления аполитич­ного». Все они приходились на предвоенные и военные годы: 1908–1919.[7] Он ищет истинные формы проявления «германскости» в культуре и образцовых ее носителей. Для опре­деления своеобразия немецкой души он использует сложную культурфилософскую «метафорику». Манн толкует о «му­чительно проблематической немецкой сущности», о «суб­лимации демонического» в ней и проч. Ей противостоит цивилизация остального Запада как антигениальное, анти­героическое начало. Отсюда следует его вывод об особой миссии немецкой культуры. Как и следовало ожидать, он под­дался националистической истерии августа 1914 г. и крайне сожалел, что состояние его здоровья не позволило ему войти в строй солдат. Зато Манн принялся за интенсивную публици­стику в милитаристском духе. Войну он именует судьбонос­ной, «великой и радостной народной войной». «Это скверно, когда находятся люди, более не верящие в войну», — закли­нал Манн. Он участвует в многочисленных газетах и жур­нальчиках, разъяряющих милитаристское рвение наций. Даже военный крах Германии не остудил его национализм. Еще в 1919 г. он приветствовал появление вооруженных групп «имперских отрядов» под руководством будущего гла­варя штурмовиков Эрнста Рёма. Недаром во время Баварской революции ему грозила опасность со стороны восставших, от которой его избавил известный леворадикальный писатель Э. Толлер. Современные исследователи воззрений Т. Манна указывают на весьма широкий круг лиц и идей, внутри кото­рых оказался немецкий писатель. Это и ультрареакционный немецкий историк Генрих Трейчке, и Вернер Зомбарт с Мак­сом Вебером, не чуждавшиеся в те годы националистических иллюзий, и Фр. Гундольф с Э. Бертрамом, позднее известным историком литературы пронацистской ориентации.[8]