Основания девятнадцатого столетия

Автобиография никак не может считаться полной: Чемберлен сознательно воспроизводил в ней только то, что считал важным для своего интеллектуального становления и достой­ным доведения до всеобщего сведения, еще и потому, что по­сле ее издания он прожил почти восемь лет, и на них пришлось существенное событие: вновь забрезжил рассвет новой эпохи, в которой заветные мысли быстро стареющего пророка стано­вились знаменем энергично растущего нового движения — национал–социализма. Телесная немощь, быстро наступающая слепота, расстройство душевной жизни уже не сулили никаких умственных и литературных плодов. Оставалось с жадным лю­бопытством и надеждой вслушиваться в многоголосье бурных политических страстей и утешительно сознавать, что зовы тех, кто почитал его своим учителем, становились громче, деяния их дерзостней, напор все стремительней. Как мог, он еще пода­вал свой слабый голос в их поддержку, для них это было че­стью, в которой движение все менее нуждалось. Именно эта фаза жизни выпадает из его автобиографических писем. О ней мы знаем из той переписки, которая еще велась им с творцами будущей Германии, из других свидетельств членов оживающе­го «байройтского кружка» и иных мемуарных источников.

Письма Чемберлена, изданные лишь в малом числе, — чрезвычайно важный источник для прояснения той стороны немецкой жизни и умонастроения консервативно–национали­стической части ее элиты, в которых вызрели тенденции фа­шизирующейся Германии. Они также существенны для наших сведений о нем. Приходится сожалеть, что изданы доныне они далеко не полно и фрагментарно.[50]

Особое место среди фрагментарных или маргинальных за­меток о Чемберлене тех, кто знал его или был с ним в общении, занимает очерк Германна Кайзерлинга. В пору своего станов­ления, поисков пути к самоопределеню Кайзерлинг встретился с Чемберленом и нашел в нем наставника и проницательного воспитателя, открывшего неофиту философии суть его призва­ния. Некоторое время между ними были настолько тесные от­ношения, что Кайзерлинг стал конфидентом весьма интимных обстоятельств семейной жизни четы Чемберленов. И это не­смотря на существенную, в 35 лет, разницу возрастов. Кайзерлингу же Чемберлен посвятил свое капитальное исследование о Канте. Но вскоре после 1905 г. наступило быстрое охлажде­ние отношений, переросшее в отчуждение настолько, что в следующем издании этого же труда посвящение было снято, а в автобиографии Чемберлена содержится только беглое, ниче­го не значащее упоминание о прежнем душевном друге. Но, приступив в конце 30–х годов и в период войны к фундамен­тальной проблеме культурфилософского прояснения природы духовности в духе создаваемой им «Философии смысла» (Sinnphilosophie), Кайзерлинг среди многих очерков о своих современниках создал философско–психологический портрет духовно–душевной жизни Чемберлена.[51]

Очерк о нем стал ос­новой тех работ, в которых Чемберлен присутствует как необ­ходимый содержательный элемент.[52]

Имеются также «Воспоминания» первой жены X. С. Чем­берлена Анны Чемберлен–Хорст, которые исследователи обычно обходят вниманием, находя их малодостоверными и заполненными экзальтацией, рожденной чувством близости к человеку, приобретшему такое значение и влияние в интеллектуальных и политических кругах Германии. Нам они остались недоступными, и посему приходится полагаться на их оценку другими биографами.

Можно еще указать на важность писем и автобиографиче­ских заметок таких представителей австро–немецкой куль­туры, как Рудольф Касснер (1873–1959), княгиня Мария Турн–унд–Таксис (1855–1934), относящихся к венскому пе­риоду жизни Чемберлена, а также представителей «байройтского кружка», центром которого являлись представители «вагнеровского клана»: дети Р. Вагнера и их семьи. Одно вре­мя Чемберлен играл в нем важную роль, став идеологом му­зыкально–философского движения вагнерианства с далеко идущими целями, а после своей женитьбы на дочери маэстро и полноправным вершителем судьбы и интерпретатором его творческого наследия. О Чемберлене неизбежно пишут все­гда, когда касаются судеб семейства и потомков Р. Вагнера, но круг источников сведений о нем остается почти таким же, какой указали мы.[53]

б) Происхождение, семья

Чемберлен родился 9 сентября 1855 г.[54] в Портсмуте, круп­ном английском порту, в семье военно–морского офицера Уильяма Чарльза Чемберлена. Его отец дослужился до чина адмирала и сыновей своих (у Хьюстона было еще двое стар­ших братьев) мыслил пристроить к серьезному делу, достойно­му мужчин. Для кадрового военного таковым почиталась прежде всего военная служба. Именно на почве определения своего будущего произошло первое жизненное испытание ха­рактера подростка, обнаружившего, что его питают силы сопротивления и независимости. Намерения отца столкнулись с еще не определившимися, но явно иной направленности внут­ренними побуждениями сына. Он был предопределен для ино­го поприща.