Примеров этой установки предостаточно. В 1902 г. мюнхенский художник Франц Ленбах занят портретом Чемберлена. Дело идет туго, художник не может определить принцип физиогномической организации наружности модели. Наконец, после долгих сомнений, он спрашивает: «Скажите, господин Чемберлен, Вы действительно по своему происхождению чистый англичанин?». «Конечно, — отвечает Чемберлен, — отец англичанин, мать шотландка, а бабушка моя валлийка, посему я могу считать себя истинным представителем главного острова Великобритании». Ленбах что–то бормочет себе в бороду: «... но эти виски, эти руки; а соотношение верхней части головы и лица, и прежде всего эти усы! Все очень скандинавское!» Для убедительности он находит и показывает портрет, изображающий Нансена: «Смотрите, господин Чемберлен, этот человек — Ваш родственник! Это Ваш тип!» Чемберлен описал этот эпизод сестре своего отца, которая, хотя и родилась в 1815 г., сохраняла в совершенной ясности свой ум (скончалась в 1912 г.!). И та припомнила, что прабабушка Чемберлена была родом из Любека, но любила рассказывать о своем норвежском и даже шведском происхождении, хотя среди знакомых слыла за датчанку. Ленбах оказался прав в своей проницательности, в модели укоренились нордические признаки.
Мы кратко представили происхождение Чемберлена по отцовской линии и назвали только тех предков, которых он сам пожелал выделить из многочисленной родни. Предпочтения, отдаваемые им тому или иному лицу, далеко не всегда объясняются яркостью или значительностью, а подчинены, как мы уже отмечали, его пониманию природы человеческого типа, складывающегося из элементов предшествующих, расово опосредованных характеров. Для Чемберлена было жизненно важно показать, что его характер складывался в пределах одного расового типа.
Этот же подход принят и при представлении предков по материнской линии. Как он пишет, его мать происходила из семьи скромных дворян по фамилии Халл (Hall), имевших поместье близ Эдинбурга. Он утверждает, что ее расовые корни чисто нордического (северо–германского) происхождения. Отец ее также имел отношение к морю и был капитаном королевского флота. Базил Халл (1788–1844) слыл человеком многосторонних интересов и авантюрных наклонностей, а капитанство нередко своевольно использовал для исследовательских целей преимущественно в южных морях. Некоторые его географические описания высоко ценились специалистами, например Элизе Реклю. В первой половине XIX в. распространены были его книги путешествий, рассчитанные преимущественно на юношество. Он был знаком с такой шотландской знаменитостью, как Вальтер
Скотт, оказав ему кое–какие услуги. Куда более интересным человеком считался сэр Джеймс Халл (1761–1832), отец вышереченного. Он был значительным для своего времени геологом, занимая видные научные должности. Не чужд он оказался и искусству, написав книгу об основах и происхождении готической архитектуры. Случаю было угодно свести Джеймса Халла с Наполеоном в качестве соучеников в военной школе в Бриенне. Так вышло, что его сын в 1817 г. посетил о. Святой Елены и, когда представился знаменитому пленнику, услыхал в ответ: «Был знаком с Вашим отцом в Бриенне. Он был хорошим математиком». На удивление относительно такой памятливости Наполеон как будто бы иронически возразил: «О, в этом нет ничего удивительного. Просто Джеймс Халл был первым англичанином, встреченным в моей жизнй, поэтому Ваш отец навсегда остался во мне незабываем». Наконец, бабушка Чемберлена, супруга Базиля, отличалась нерядовым мужеством и одаренностью. Она нередко сопровождала мужа в его рискованных морских и научных предприятиях. Отличаясь умом, рассудительностью и умением привлекать людей, всегда радушно принимала гостей из тех, кто что–либо значил в ученом мире и в путешествиях. К старости стала плохо переносить зимнюю непогоду в Европе. Ее дочери, в числе коих была и мать Чемберлена, сызмальства подпали под обаяние немецкой литературы, в совершенстве овладев немецким языком. И свою мать он считал наделенной лингвистическим талантом настолько, что она смогла без чьей–либо помощи овладеть латинским языком. Свободное владение почти всеми европейскими языками стало культурным преимуществом и самого Чемберлена, постоянно удивлявшего окружающих своими познаниями и начитанностью. Мать умерла, когда сыну не было и года. Хьюстон полагал, что ее способности распределились неравномерно: большая их часть досталась старшему брату Б. X. Чемберлену, достаточно известному японисту. «Я же, напротив, получил немногое — ни ее легкости в усвоении языков, ни ее аскетического нрава (Gemuetsart)». Видимо, это не совсем так. В сохранившемся единственном письме своей матери, написанном за несколько месяцев до рождения сына, он прочитал следующие слова: «Я решила с этим малышом с самого начала говорить исключительно по–немецки; было бы стыдно, если дитя упустит единственную возможность (Gelegenheit) подружиться с этим трудным языком».[58]