Основания девятнадцатого столетия

Отечественный исследователь, представляя способ вос­приятия Гёте немецким философом, помогает нам понять, как начинал работать механизм тривиализации наследия и мысли немецкого поэта в атмосфере модернизма. Возможно, неволь­но следуя парадигме, открытой Ницше, провозглашалась вер­ность «духу Гёте», а затем более или менее произвольно из­влекалось то, в чем, считалось, этот дух проявился. Делу помогало и то, что немецкий мыслитель и поэт не оставил цельного изложения своего учения о мире, ограничившись от­дельными замечаниями, фрагментами и очерками, что давало возможность для появления довольно произвольных реконст­рукций его учения. В результате место гётевского учения об органичной целостности генетически взаимообусловленного в своих структурных частях универсума, равно как и место его морфологической теории единства органического мира все более и более стали замещать насыщенные мистической ино­сказательностью учения квазинатурфилософского толка или вульгарно–организмические теории жизни, народа и истории. Постепенно даже «дух Гёте» покидал подобные труды, кото­рые довольствовались лишь формальным свидетельствованием своей исходной ориентации на Гёте. Тому духовному миру немецкой культуры, внутри которого возникло гётеанство, чу­ждо было все, что по праву или без такового обозначалось по­нятием сциентизма. В первую очередь отвергались строгий рационализм, научный критицизм и питающая их традиция философской аналитики познания, подозрительно относящая­ся ко всякого рода продуктам «непосредственного усмотрения истины». Освободив себя от этой обузы, последователи гётеанизма использовали имя Гёте, его культурный авторитет как своего рода легитимацию своих спекуляций. Они свободно оперировали как достоверными понятиями, так и представле­ниями типа: целостность, дух, душа, пайдейя, космогониче­ский эрос, тело, гештальт, феномен, профеномен, народ, орга­низм и подобными им, выстраивая порой хитроумные по своей сложности учения. Нередко их создателями являлись люди, действительно не лишенные таланта и оригинальной мысли, подобно уже упомянутым Р. Касснеру, Л. Клагесу да и О. Шпенглеру, учения которых содержали серьезные мысли и провоцирующие суждения, столь же нередко среди них были и талантливые писатели, умело владевшие искусством возбуждать интерес к довольно сомнительным взглядам. К та­ковым следует отнести и X. С. Чемберлена.