Какой бы интенсивной ни была научная работа, она не могла целиком поглотить потребности развивающегося мышления и духа. Именно в это время в нем возникает потребность в философии, которую удовлетворяет изучение Канта и желание глубже проникнуть в природу музыки. Последнее побудило стремление изучить теорию гармонии и контрапункта. Конечно, дополнительная нагрузка ускорила появление нервной болезни. Наука была оставлена, и к физиологическим опытам он уже более не возвращался. Тем не менее спустя много лет, в середине 90–х, когда им уже были изданы книги о Вагнере, множество вызвавших споры статей, наконец, когда он уже погрузился в работу над своим opus vitae — книгой о духовных основаниях культуры и жизни XIX столетия, Чемберлен, по совету Юлиуса Визнера, крупнейшего ботаника того времени, собрал журналы наблюдений, несколько обработав их, дополнил литературой и издал в 1897 г. в виде самостоятельного сочинения. Нам трудно судить о его научном значении. Публикация преследовала цель получить степень доктора «in absentia», т. е. без сдачи экзаменов и прочих формальностей. Но когда она вышла, правила изменились, а на сдачу экзаменов Чемберлен не счел нужным тратить время и силы, будучи погруженным в рассмотрение культур–исторических вопросов. Ему пришлось довольствоваться только той высокой оценкой, которую Ю. Визнер, в то время уже ставший ректором Венского университета, дал его исследованию по физиологии растений. Сочувствие этого выдающегося ученого стоило докторского диплома.[81]
Заботы о здоровье вновь побудили Чемберлена к перемене места жительства. Он покидает Женеву и на какое–то время поселяется в Дрездене. Там он прошел обследование у очередного светилы: на сей раз им оказался профессор психиатрии Крепелин. Его рекомендации были ожидаемы: никакой научной работы и побольше легкой рассеянной жизни с необременительными развлечениями. По мере выздоровления он углубляется в философскую литературу, в первую очередь в Кантову «Критику чистого разума», а за ним в изучение Платона. Но воспринял он их специфически. «Оба этих величайших мыслителя были и есть для меня мыслители, насквозь пропитанные природоведческим духом» («naturforschenden Denker»). Платону мы обязаны тем, что он сделал возможной саму науку, в частности своим учением о соотношении единого и многого, в рамках которого (соотношения. —Ю. С.) сосредоточивается наука, а равно и тем, что указал на орудия познания, каковы гипотеза, теория, система, аналогия, фантазия. Кант же продолжил дело Платона, подняв его учение на высшую ступень. Он научил нас различать единое и отдельное, отличать мысль от зримого, осознанное знание от осознанного заблуждения». «Оба были истинными натуралистами» (echte Naturforscher),[82]
— заключает Чемберлен их характеристику.Дрезден по ряду причин не мог стать местом постоянного проживания. Посетив в начале 1889 г. Вену, Чемберлен приходит к выводу, что именно этот город вполне отвечает запросам его душевной и телесной жизни. С осени 1889 г. он поселяется в нем на целые двадцать лет.
Из сказанного о Чемберлене можно было бы заключить о событийно скудной жизни, посвященной заботам о здоровье, об умственном и культурном развитии через самообразование и устремленной на научную карьеру в узкой специальной области, что, безусловно, обрекало на одиночество. Но это неверный или частично неверный вывод. Будучи действительно человеком эгоцентричным, не способным на широкие дружеские связи, Чемберлен тем не менее входил в эти годы в сношения с весьма значительными личностями того времени. Он постарался избавиться от одиночества, отяготительного в бытовом отношении для болезненного человека. Еще в 1878 г. он женился на упомянутой Анне Хорст, с которой он был знаком уже почти четыре года, и тем обеспечил себе определенный комфорт.