Основания девятнадцатого столетия

Как мы писали, еще в период учебы и научной работы Чем­берлена в Женевском университете, Ю. Визнер, уже именитый натуралист, поддержал молодого ученого, признав его работу интересной, а полученные результаты не лишенными некото­рого научного значения. Уже этого было достаточно, чтобы польстить самолюбию честолюбивого искателя научного при­звания, вызвав в нем желание к дальнейшему сотрудничеству. Визнер оказался одним из немногих людей, далеких от про­блем культуры и философии, но вносивших в понимание при­роды научного мышления нечто такое, что отличалось от расхожего позитивистского сциентизма и отвечало ментальности Чемберлена. Уже в 1881 г. он читает капитальную работу Визнера «Сырьевые ресурсы царства растений» (1873). И вот что замечательно: по признанию Чемберлена, книга привлекла вовсе не рассуждениями о свойствах природного каучука или джутового волокна, а «мастерством, с каким эта книга была сделана, чтобы ее можно было с наслаждением читать». Это суждение симптоматично. Оно указывает на ту особенность интеллектуальной манеры и зачатки такого отношения к науч­ному творчеству у будущего исследователя, которые собствен­но ученым достоинствам труда предпочитают стилистическое мастерство и литературное совершенство обработки материа­ла, способные обеспечить успех сочинению, каким бы ни было его научное содержание и предмет. Чемберлен рано усвоил, что блестящая литературная форма, риторическая эффект­ность, фейерверк метафор, эпатирующая сенсационность вме­сто рутинных констатаций почти всегда служат гарантом того, что какая бы мысль ни была ими облечена, ей будет обеспечен успех, она привлечет внимание и всегда найдет своих сторон­ников, а ее создатель — место в тесной плеяде духовных вож­дей общества. Эта установка станет доминирующей во всей последующей научно–литературной деятельности Чемберле­на; он отточит до возможного совершенства мастерство пре­поднесения любезных его уму и сердцу убеждений и мыслей, научится бесцеремонно, но искусно обрабатывать материал, выбираемый им для их оправы и облагораживания. Эта черта творчества, хотя и не нова, станет во многом определяющим свойством новой генерации идеологов и всех стремящихся к духовному вождизму. Только эта сокрытая установка может объяснить затраченную энергию на превращение научного по форме произведения в эффективное средство массового идейно–политического возбуждения. Мы уже указали на одну из су­щественных примет культуры модернизма, предполагавшего искусство сделать знаменем преображения человечества, а его творцов вождями этого движения. Именно с этого времени, с конца XIX столетия, идея вождизма (фюрерства, согласно не­мецкой терминологии), духовного водительства оказывает магнетическое воздействие на умы художественной и куль­турной элиты Европы. Особенно популярна она в немецких кругах. Одна за другой появляются загадочные фигуры, вбра­сывающие в общество яркие, ошеломляющие или заворажи­вающие пленительными откровениями впечатлительные умы идеи. Появляется особая категория лиц, претендующих на осо­бую миссию в обществе, на владение таинственным знанием или даром провидеть будущее, сокрытое от взоров толпы, жа­ждущей приобщения к высшим тайнам. Нередко претенденты на вождизм и кандидаты в пророки обнаруживались в художе­ственной среде и свое искусство представляли как особое ре­чение о владевших ими откровениях или о пути в глубины истины. Вокруг них складывались более или менее сплочен­ные группки экзальтированных адептов, спаянных между со­бой безоговорочной верой в незыблемую правоту предмета своего поклонения. Если лидер к тому же оказывался наделен­ным действительным художественным дарованием и мастер­ством внушения средствами своего искусства, такие группы на какое–то время становились центрами духовного притяжения и идейных доминант общества, определяющих направленность его помыслов, интересов и ожиданий. Культурный мир Евро­пы быстро наполнился кружками и обществами, сплоченными вокруг подобных кумиров и с исступленным самоотречением посвящавшими себя их служению. Претенденты находились нередко среди художников, поэтов, артистов, интеллектуалов с философско–религиозными интересами или просто философ­ствующих дилетантов. В Германии таковы «Синий всадник», «Баухауз», поэтико–эстетический кружок Стефана Георге, сформировавшийся в Байройте центр вагнерианцев, а в Вейма­ре вокруг сестры Ф. Ницше Элизабет Ферстер–Ницше сообще­ство ницшеанцев, в Австрии — движение Сецессиона; салон княгини М. Турн унд Таксис и др. В России к лидерству в поэтическо–литературной среде стремились В. Брюсов, М. Горь­кий, Э. Метнер, Д. Мережковский с 3. Гиппиус. В Германии только приход фашизма, а в России революция, хотя и не сразу, положили конец этому процессу, который, конечно же, со вре­менем уже затухал, а из представителей этих групп нередко рекрутировались некоторые идеологи новых режимов.[86]

Од­ной из последних попыток в Германии можно считать опыт Г. Кайзерлинга, учредившего в Дармштадте в 1919 г. «Школу мудрости» с программой духовного обновления человечества путем воспитания особой творческой элиты, способной реге­нерировать угасающий дух Запада. Себя основатель «школы» рассматривал источником и центром питающих это движение идей. Подражая восточной традиции, совершенной формой воспитания он считал личное непосредственное общение учи­теля и адептов, а также следование образцам великих лично­стей как идеалам человечества.