Основания девятнадцатого столетия

Будучи «человеком образованности», он не смог вырабо­тать в себе то чувство меры, которое позволяет осознавать гра­ницу между тем, что вырастает из реальной жизни, и тем, что является плодом искусных, но все же книжных фантазий, а потому формальных и отвлеченных. В мире последних он по преимуществу и пребывал. Эту особенность его мышления и отметил Кайзерлйнг: «Чемберлен буквально жил дутыми фра­зами, которые стали для него своего рода исповедными пунк­тами; он прибегал к цитированию там, где всякий иной лично провел бы исследования и дал бы согласные разуму заключе­ния и доказательства. В нем удивительнейшим образом отсут­ствовала способность к точному анализу и строгому развенчи­ванию».

Кайзерлйнг отмечал также странную скудость собственных оригинальных мыслей у Чемберлена: все было откуда–то заим­ствовано, всякое его суждение имело свой иной источник, од­нако измененное в новом контексте по своему смыслу. «Когда он по утрам поднимался по лесенке в свою библиотеку и при­нимался перелистывать свои книги, он непременно натыкался на цитату, которой позже начинал оперировать. Так мастерил он себе свое мировоззрение». С годами в нем выработалось особое интеллектуальное высокомерие как от осознания сво­его умственного и эрудиционного превосходства, так и от уве­ренности в обладании высшего знания, как у «Отца Церкви, владеющего и хранящего истину», — заключает свое раскры­тие личности X. С. Чемберлена Кайзерлйнг.¹¹²

Соблазнительно довериться этой характеристике. Но этим мы невольно с подозрительной легкостью решаем не столько психологическую, сколько идеологическую проблему. По этой линии, в сущности, пошла вся литература, устанавливающая и изучающая идеологические, шире — духовные истоки и корни национал–социализма. Что могло быть более приемлемым и нравственно оправданным, чем представить предтеч и сотворителей самой человеконенавистнической идеологии и чудо­вищной практики немецкого фашизма, как примитивных, ограниченных интеллектуально дельцов, освоивших две–три гнусные идеи, доведя их до предельного абсурда, когда они уже в силу этого действуют на сознание своей поражающей его энергией внушения: сложнейшие и тяжелейшие проблемы можно решить простым и эффективным способом, стоит толь­ко довериться мастерам этого дела.

Этой линии держались некоторые советские исследователи. Сошлюсь хотя бы на старое, но не терявшее свой авторитет, су­ждение известного в свое время философа А. Гулыги, утвер­ждавшего, что создатели и главные фигуранты немецкого фашизма были все сплошь недоучками, полуинтеллектуалами, способными усвоить примитивные идеи, свойственные ходя­чим предрассудкам деградирующего и охваченного заботами мещанства и бюргерства, вообще низов немецкого (да и всяко­го другого) общества. Следуя Кайзерлингу, мы должны быть уверены, что имеем дело с ловким фразером, мастером мани­пулировать поверхностно понятыми идеями, выхваченными из чужого контекста и исполненными в их смысле. Наверное, Кайзерлинг, знавший и находившийся под влиянием Чембер­лена известное время, говорит кое–что существенное об его ин­теллектуальной мастерской. Но довериться ему вполне едва ли будет разумно. Хотя влияние этой точки зрения весьма ощути­мо в зарубежной литературе в отношении Чемберлена.[104]Впрочем, Кайзерлинг излагал свою аналитику личности Чем­берлена уже в условиях фашистского режима, утеснения кото­рого почувствовал на себе и он сам, когда связи между учениями Чемберлена, равно как и его личная вовлеченность, с фашизмом стали очевидностью, и они определили post factum оценку самой личности.