Основания девятнадцатого столетия

Чемберлен ощущал, что он создает труд, которого, в сущности, еще не было; ни Гобино, ни Карлейль, который кое в чем был ему примером, ни кто–то иной не создавали по­добного. Упреждая впечатление читателя, мы настаиваем, что именно Чемберлен открыл новый жанр, и по пути этого открытия пошли О. Шпенглер, Н. Бердяев, Т. Лессинг, в кон­це концов и А. Розенберг. Свободный, не скованный требова­ниями фактуальной достоверности и методологическими предписаниями взгляд на дела человечества позволял пре­одолевать рутину фактографического описания. Но на место эмпирического предрассудка традиционной науки выдвигал­ся иной — вера в универсальную значимость исходного принципа как выражения коренного основания истории или культуры. Он не извлекается из фактов, а порождает их, про­свечивается в них и дан интуитивному усмотрению. Для Чем­берлена таким принципом, вернее комбинацией принципов, стали расовое основание историко–культурного движения человечества, вера в существование изначально особо ода­ренного народа, сообщившего творческий импульс истории и передававшего его тем народам, которые вобрали в себя вместе с биоантропологическим субстратом народа–предка и его способности к культурному созиданию. Наконец, «вы­вод» из расоведческих соображений, что способность к твор­ческому созиданию сохраняется в обладающей ею расе или народе до той поры, пока ему удается сохранить свою расо­вую чистоту. Смешение народов ведет к двум связанным следствиям: созидательный импульс слабеет, и народ, под­вергнувшийся инъекции инородной субстанции, духовно и творчески деградирует; в этой деградации происходит сме­щение культурных доминант: на место угасающего духовно­го ядра приходят материально–прагматические субституты. Побеждать начинает та раса, для которой они в наибольшей мере свойственны. Именно в аспекте этих постулатов прояс­няется деструктивная роль еврейства в истории культуры. Обладая повышенной мобильностью, приспособляемостью к различным социокультурным условиям, она внедряется в культурную жизнедеятельность других народов и прививает ей свойственные себе ценности: расчет, материальное благо­получие, инструментализм, жесткий формальный ригоризм там, где прежде была одухотворенность, живое свободное творчество жизни и незаинтересованность как основание че­ловеческих связей. Германские народы, ставшие с XIII в. культурно доминирующими в европейском регионе и к кото­рым в наивысшей степени относятся все указанные культур­ные признаки, в наибольшей мере подвергнуты опасности последствий расового смешения.[161]

Не вдаваясь в изложение деталей, кратко отреферируем конкретизацию этих постула­тов в концепции Чемберлена, если термин «конкретизация» вообще уместен в отношении этой живописной, но все же максимально произвольной конструкции. До него расовый подход к культурной истории не применялся, во всяком слу­чае так последовательно и эффектно. Но это не означает, что он внес какой–то значимый вклад в развитие его концепту­ального содержания. Понятия, прежде всего те, на которые он опирается, обладают не просто нестрогостью, таков удел всего научного языка культурологии, а крайней размыто­стью, неопределенной зыбкостью своих смыслов. Понятие семитов он относит к столь широкому этническому субстра­ту, что употребление его почти теряет смысл. Еще более смутно понятие арийцев, а тем более представление о том, каким образом германские северные народы Европы являют­ся их генетическими наследниками. Лингвистический мате­риал, который дают индоевропейские языки, для этого — крайне неубедительная аргументация.

Культурно–цивилизационный процесс он начинает рас­сматривать с начал греко–римского мира. Здесь следует искать истинные источники искусства и права, начала знаний. Но ро­ковое обстоятельство — постепенно установившийся расовый хаос в эллинистическую и римскую эпоху, когда еврейство по­лучило исключительную возможность включиться в культур­но–исторический процесс, внеся в него свои интеллектуаль­ные и обрядовые комплексы, вызвал тенденцию культурного вырождения античного мира.[162]

Появление нового импульса к развитию Чемберлен относит к 1200 г., когда по его счету утвердилось культурное преобладание германских народов. Все великие достижения с этого времени, как и высочайшие до­стижения Ренессанса, покоятся на них. Но с этого же времени начинается и противостояние арийства с семитами. Возрожде­ние, пережитое Европой, утверждал Чемберлен (см. его «Арийское миросозерцание», 1905), было неполном. Истин­ное возрождение еще впереди, и мы вправе ожидать его в эпо­ху, когда жил Чемберлен и началось победное шествие гер­манского начала, обогащенное и оживленное титанами немецкой культуры.