Читаем Основания девятнадцатого столетия полностью

Рим, — я повторяю это, так как это основной вывод, из кото­рого вытекают все другие, — Рим не является творением от­дельных людей. В отличие от Эллады здесь все истинно великое «анонимно», ни один из его великих людей не превы­шает по величине весь римский народ. Очень правильными и запоминающимися поэтому кажутся слова Цицерона («Republik». II, 1): «Конституция нашего государства превос­ходит другие государства по следующей причине: у других го­сударственный строй через законы и институты создавали отдельные люди, например, на Крите — Минос, в Лаконии — Ликург, в Афинах (где часто происходила смена) — то Тезей, то Дракон, потом опять Солон, Кляйстен и еще многие другие; наоборот, наше римское общество опирается на гений не от­дельного человека, но многих, для его создания недостаточно отрезка мимолетной человеческой жизни, но это дело столетий и следующих одного за другим поколений». Даже полководец в Риме должен был обладать только теми достоинствами, кото­рые имела вся его армия: терпением, выдержкой, самоотвер­женностью, презрением к смерти, практическим смыслом, прежде всего высоким сознанием государственной ответствен­ности, — и тогда он был уверен в победе, если не сегодня, то завтра. Точно так же, как войска состояли из граждан, их ко­мандующими были магистраты, которые только временно по­меняли должность администратора или законодателя и оратора в суде (судоговорение) на должность полководца, а в целом не было большой разницы, когда при регулярной смене должностей один служащий менял другого на командном по­сту. Понятие «солдат» появилось только во времена упадка. Не как искатели приключений, а как самые оседлые из граждан и крестьян, завоевали римляне мир.

Римские идеалы

Напрашивается вопрос: допустимо ли говорить о римлянах как о «завоевателях»? Я думаю, едва ли.

Завоевателями были германцы, арабы, турки; римляне же, как только они выступили в истории как индивидуальная обо­собленная нация, отличаются своей фанатичной, сердечной и, если хотите, эгоистичной любовью к своему отечеству, к этому кусочку земли — не особенно здоровому, не отличающе­муся необыкновенными богатствами, — они привязаны неразрывными узами, и то, что их гонит на войну, что придает им непобедимую силу, — это прежде всего любовь к Родине, твердая решимость отдать этот клочок земли только вместе с жизнью. То, что этот принцип привел к постепенному рас­ширению государства, свидетельствует не о жажде завое­ваний, но было результатом стесненного положения. Даже сегодня власть является важнейшим фактором международ­ного права, и мы видели, как самые миролюбивые нации, как Германия, должны непрерывно наращивать свой уровень вооружения, но единственно в интересах сохранения незави­симости. Насколько сложнее было положение Рима, окру­женного полной неразберихой народов и народцев, вблизи множества родственных, вечно пребывающих в борьбе друг с другом племен, окруженных хаосом незнакомых опасных варваров, азиатов и африканцев! Защищаться было недоста­точно. Если Рим хотел пребывать в покое, нужно было рас­пространить мирную деятельность по организации и управ­лению на другие страны. Куда приходили современные Риму маленькие народы, не имевшие политического взгляда, мы видим на примере истории эллинского народа. Рим же имел этот взгляд как ни один народ до него или после него. Его ру­ководители действовали не согласно теоретическим взгля­дам, как мы хотели бы думать, видя такое строго логическое развитие. Скорее, они действовали в соответствии с почти безошибочным инстинктом. Но это самый надежный компас, и благо тому, кто им обладает! Мы много слышали о римской твердости, римском эгоизме, римской алчности. Да! Было ли возможно посреди такого мира биться за независимость и свободу, не имея твердости? Можно ли утвердиться в борьбе за жизнь, не думая в первую очередь о самом себе? Разве не дает имущество силу? На что почти не обращают внимания или обращают очень мало, так это на то, что беспримерный успех римлян не был успехом твердости, эгоизма, алчно­сти — они свирепствовали вокруг в неменьшей степени, чем среди римлян, и сегодня положение мало изменилось. Нет, успехи римлян основываются на духовном и нравственном превосходстве. Правда, превосходстве одностороннем; но что в этом мире не односторонне? И нельзя отрицать, что в определенном отношении чувства римлян были глубже и мысли острее, чем у других людей, причем мысли и чувства дополняли друг друга.

Перейти на страницу:

Все книги серии Основания девятнадцатого столетия

Похожие книги

Экономика идентичности. Как наши идеалы и социальные нормы определяют кем мы работаем, сколько зарабатываем и насколько несчастны
Экономика идентичности. Как наши идеалы и социальные нормы определяют кем мы работаем, сколько зарабатываем и насколько несчастны

Сможет ли система образования преодолеть свою посредственность? И как создать престиж службы в армии? И почему даже при равной загруженности на работе и равной зарплате женщина выполняет значимо большую часть домашней работы? И почему мы зарабатываем столько, сколько зарабатываем? Это лишь некоторые из практических вопросов, которые в состоянии решить экономика идентичности.Нобелевский лауреат в области экономики Джордж Акерлоф и Рэйчел Крэнтон, профессор экономики, восполняют чрезвычайно важный пробел в экономике. Они вводят в нее понятие идентичности и норм. Теперь можно объяснить, почему люди, будучи в одних и тех же экономических обстоятельствах делают различный выбор. Потому что мы отождествляем себя с самыми разными группами (мы – русские, мы – мужчины, мы – средний класс и т.п.). Нормы и идеалы этих групп оказываются важнейшими факторами, влияющими на наше благосостояние.

Джордж А. Акерлоф , Рэйчел Е. Крэнтон

Обществознание, социология
Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов
Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов

Первое издание книги Франса де Валя «Политика у шимпанзе: Власть и секс у приматов» было хорошо встречено не только приматологами за ее научные достижения, но также политиками, бизнес-лидерами и социальными психологами за глубокое понимание самых базовых человеческих потребностей и поведения людей. Четверть века спустя эта книга стала считаться классикой. Вместе с новым введением, в котором излагаются самые свежие идеи автора, это юбилейное издание содержит подробное описание соперничества и коалиций среди высших приматов – действий, которыми руководит интеллект, а не инстинкты. Показывая, что шимпанзе поступают так, словно они читали Макиавелли, де Валь напоминает нам, что корни политики гораздо старше человека.Книга адресована широкому кругу читателей.

Франс де Вааль

Обществознание, социология