Некоторую пристрастность я могу оправдать тем, что в этой главе я рассматриваю государство и Церковь только как нечто второстепенное, вернее сказать, как явление в ряду других, а не как самое важное. Государство и Церковь образуют только костяк. Церковь — внутренний костный каркас, в котором, как обычно с возрастом, усиливается предрасположенность к хроническому сращению — анкилозу. Государство все больше и больше превращается в известный в зоологии периферический костный панцирь, структура которого становится все более громоздкой, она все больше проникает в мягкие ткани, пока, достигнув наконец в XIX веке мегалотерических размеров, исключает из собственного процесса жизни неслыханно высокий процент людей, военных и гражданских служащих, и, если можно так сказать, закостеневает. Это не критика: бескостные и беспозвоночные животные, как известно, недалеко ушли в мире. Я не собираюсь морализировать в этой книге, я только должен был объяснить, почему я во второй части не посчитал необходимым придавать особое значение дальнейшему развитию государства и Церкви. Импульс к их развитию был в полной мере дан уже в XIII веке. Национализм одержал победу над империализмом, этот вернул потерянное. Принципиально новое не добавилось. Также и движение против возрастающего насилия Церкви и государства над индивидуальной свободой начало ощущаться все чаще и энергичнее.
Церковь и государство, как уже сказано, с этого момента становятся, хотя время от времени и страдающим от переломов «рук» и «ног», но все же прочным костяком, но они относительно мало участвуют в постепенном становлении нового мира. Они больше следуют, чем ведут. Во всех странах Европы в самых различных областях свободной человеческой деятельности примерно с 1200 года возникает действительно новое творческое движение. Церковная схизма и неповиновение государственным постановлениям — это лишь механическая сторона данного движения, они явились отражением жизненной потребности новых сил в создании своего пространства. Собственно творческое начало надо искать в других местах. Где, я уже наметил выше, когда обосновывал свой выбор 1200 года в качестве линии границы. В расцвете техники и промышленности, основании торговли на истинно германском фундаменте, — т. е. на основе безупречной честности, в возникновении трудолюбивых городов, в открытии Земли (как мы можем смело сказать), в робком начале естествознания, которое вскоре раздвинуло свои горизонты до всего космоса, в проникновении в самые глубины человеческого мышления, — от Роджера Бэкона до Канта, стремление духа ввысь, — от Данте до Бетховена, — во всем этом мы видим становление нового мира.
Данным наблюдением постепенного становления нового мира, примерно от 1200 года до 1800–го, завершаются эти «Основания». Передо мной подробный набросок к «XIX столетию». Здесь я тщательно избегаю любых искусственных схем, любой попытки тенденциозного развития предыдущей части. Для начала вполне достаточно исследования первых восемнадцати веков. Без частых ссылок на это оно покажет себя необходимым введением, сравнительная оценка и проведение параллелей следуют затем в приложении. Здесь я ограничиваюсь рассмотрением различных важнейших явлений столетия: основные черты политических, религиозных и социальных образований, ход развития техники, развитие естественных и гуманитарных наук и, наконец, история человеческого духа в его мышлении и творчестве, причем, естественно, рассматриваются только основные течения и затрагиваются отдельные кульминационные моменты.