Основы этнополитики

Конкретного толкового и ясного ответа на эти вопросы Геллнер не дает, багажа не хватает. И превратно устроен его личный интеллект, иначе он не написал бы, к примеру, что в «безгосударственных обществах проблема национализма не возникает. Если нет государства, естественно снимается вопрос о совпадении государственной границы с границами нации» (29). Как видим, все поставлено с ног на голову! Борьба безгосударственного народа за свой суверенитет и государственность как раз и составляет самое главное содержание национализма во всех таких случаях. Но раз приняв национализм за отвлеченный рассудочный принцип, Геллнер, не желающий в упор видеть очевидного, теперь везде ищет этот принцип — и ничего более. Найти, конечно же, не может…

Он продолжает потрясать умом: «Если же нет государства, нет и правителей, а значит, вопрос об их национальности тоже сам собой отпадает» (299–300).

Смешно, не правда ли? Во-первых, государства может не быть, а правители найдутся: наместники другого государства или вожди догосударственных племен. Во-вторых, встречаются некоронованные короли — неформальные главы национальных сообществ типа цыганских баронов или руководители любых диаспор. В-третьих, бывают предводители непризнанных «государств в государстве», к примеру председатель нигде не зарегистрированного меджлиса крымских татар, чье слово, однако, — закон для всей 250-тысячной общины. Или тайный еврейский национальный суд Бет-дин, действующий даже в Израиле, приговоров которого трепетно боятся все евреи. И т. д., и т. п. Во всех подобных случаях (а я еще не все перечислил) вопрос о национальности правителя не только не «отпадает», но становится во главу угла! И как прикажете относиться после этого к нашему премудрому корифею?

Корифей тем временем перечисляет разновидности национализма — патриотизм, национализм, трайбализм — и пишет: «Трайбализм никогда не бывает процветающим, потому что когда он действительно становится таким, все относятся к нему с уважением, как к истинному национализму, и никто не рискует называть его трайбализмом» (188).

Непонятно: откуда такое пренебрежение свысока? Что же плохого или недостаточного в трайбализме, почему он и сам по себе не заслуживает уважения? Довольно нелепо получается. Ведь по сути даже сам Геллнер признает, что перед нами одно и то же, просто трайбализм — это национализм на ранней, племенной стадии развития этноса, а национализм — это трайбализм на поздней стадии его развития, в том числе на стадии народа и нации.

В свете сказанного повисает даже не в воздухе, а поистине в безвоздушном пространстве тезис Геллнера, оброненный им как обычно походя, безапелляционно, но бездоказательно, да еще и в противоречии самому себе: «Вопреки убеждению людей и даже специалистов, национализм не имеет глубоких корней в человеческом сознании» (87). Имеет, еще какие. И даже не только в сознании, но и гораздо глубже, в матрице инстинкта, заложенной в представителя вида еще при зачатии.

Итак: может ли быть национализм, если еще не сформирована нация? Конечно! В том числе, вопреки утверждению Геллнера, в аграрных обществах. Ведь, как сказано выше, слово «национализм» напрямую кореллирует не с понятием «нация» (тут связь только чисто лексическая), а с понятием «национальность», т. е. этничность. Национальность-этничность есть и у члена племени (ирокез, дакот, дрегович, вятич и т. д.), хотя до нации этому племени еще расти и расти. Ирокезы, дакоты и сиу, тутси и хуту, и т. д. и т. п. — не нации, а племена и народы, но национализма у них хоть отбавляй! И рубятся-режутся, и умирают они за этот национализм самым примерным образом.

Итак, расстанемся с заблуждением, будто национализм есть что-то новое, сугубо современное, ибо он сопровождает род homo с тех самых незапамятных пор, как на Земле образовались первые племена.

Общая оценка

Надеюсь, после такого внимательного рассмотрения первоисточника, читатель будет со здоровым скепсисом воспринимать максимы Геллнера (по обыкновению, бездоказательные), подобные этой:

«Национальная принадлежность — не врожденное человеческое свойство, но теперь оно воспринимается именно как таковое» (34).

Но дело не в отдельных максимах.

Как относиться к «евангелию от конструктивизма» в целом — сиречь, к книге Эрнста Геллнера «Нации и национализм»?

Например, И.И. Крупник видит заслугу Геллнера в том, что он противопоставил «четырехчленному сталинскому определению» — «иное понимание нации» (306).

Одному злокачественному заблуждению — другое: скажу на это я.