Острова, затерянные во льдах

Тогда-то я и начал изредка снимать птиц. Однако работа этому мешала. В ясные и солнечные дни кайры откладывали много яиц, и в эти дни приходилось довольно попотеть, чтобы обобрать участок. В дождливые же дни, хотя работы у сборщика бывало мало (кайры неслись плохо), следовало быть постоянно настороже, потому что в такую погоду чаще всего случались обвалы. Вода разъедала породу, и смотреть тут надо было в оба.

Я заметил, что стоящие кайры, услышав нарастающий грохот обвала, тут же всем телом так и норовят прижаться к скале, не пытаясь взлететь. Так же приноровился вжиматься в скалу и я. Широкий шлем надежно прикрывал от ударов камней голову и плечи, но однажды небольшой камешек все же ударил меня по колену. О! Как я посочувствовал кайрам! До чего же неспокойное место облюбовали они для жилья!

Дождавшись второго пика, когда стало ясно, что основная масса птиц снесла по второму яйцу, мы закончили эту адскую работу, оставили в покое базар, дав возможность кайрам начать высиживать птенцов. Только бригада аэролога вначале не согласилась было с этим: показалось, что яиц собрано мало. Там не мог утихомириться в основном хищноватой породы старик, собиравшийся в навигацию уезжать. Но потом и они успокоились и согласились оставить птиц в покое.

На время насиживания яиц мы посадили на цепь всех собак, чтоб те не могли бегать по острову, да и сами старались в эту пору никуда не ходить.

На птичий базар я заявился, когда там уже начали подрастать кайрята. Разной величины, они в отсутствие родителей сбивались кучкой, образуя детский сад, грелись. Кайры без устали носили им рыбок в клювах. Птенцы обрастали пухом, но и осень быстро приближалась. У моевок птенцы уже отрастили маховые перья и учились летать, а кайрятам до этого еще было далековато.

Через неделю я стал замечать, что птенцов на карнизе поубавилось. Это заинтересовало меня: куда же они подевались? Оставшиеся часто свистели, расхаживали по карнизу и нервничали. Только теперь, спускаясь на скалы специально для того, чтобы снимать кайр, а не собирать яйца, я мог оценить красоту открывающихся со скал далей. Небо теперь чаще было свинцово-серого, осеннего оттенка, но солнце нередко просвечивало сквозь облака, настраивая на скорое приближение холодов. Вблизи скал с тоскливыми криками проносились чайки. Кайры опускались на скалы, присаживались рядом. Здесь, на высоте, я и сам чувствовал себя на особом положении, словно допущенный в птичий мир. Я мог не только взять в руки кайренка, но и погладить взрослую птицу, если она не особенно пуглива. Иные после этого замирали, с удивлением прислушиваясь к моим словам. Я нередко проводил с фотоаппаратом на карнизах по многу часов и в конце концов раскрыл тайну исчезновения с базара кайрят.

Однажды под вечер я увидел, что обитатели птичьего базара пришли в неописуемое волнение. В это время льдины под скалами стали расходиться, словно вблизи острова возникло приливное течение. Льдины относило от берега, под скалами освобождалось пространство чистой воды. Взрослые птицы слетелись к птенцам и, расправляя крылья, опуская книзу клювы, ласково как-то заворчали. Птенцы, взволнованно посвистывая, топтались вокруг них, а потом один за другим стали прыгать со скалы вниз.

Страшно было смотреть, как, часто-часто взмахивая неоперившимися остовами крыльев, птенец пытается лететь. Но большинству из них удалось спуститься вниз по пологой кривой. Удачливые падали в воду, иные ударялись о льдины, но тут же, подскочив как мячики, бросались в воду. Старшие птицы уже поджидали их там и уводили подальше от берега в воду. Так, с отчаянного прыжка, начинали птенцы кайр жизнь в море.

Приближались морозы. Солнце опускалось за горизонт, желтела трава, по утрам на ней выступал иней, а воздух день ото дня становился холоднее. Я понимал, что кайры торопятся спустить птенцов с карнизов для того, чтобы успеть улететь из этих краев до морозов. В море птенцы подрастают и встают на крыло. Примечая, как пустеют скалы, и тоскуя, что жизнь скоро здесь затихнет совсем, я обходил базар чуть ли не каждый день. И однажды в самом глухом месте острова, где мы никогда не собирали яиц. я увидел совсем еще маленьких птенцов. Это меня потрясло. Птенцы еще не могли стоять как следует. Напрасно приглашали их волнующиеся кайры прыгать вниз.

Обежав базар, найдя следы от веревки и вспомнив, как ходил «гулять» в эту сторону наш аэролог, я понял, что здесь произошло. По-тихому он начал сбор яиц на этом участке тогда, когда этого уже нельзя было делать. Отложив заново яйца, кайры уже не успевали вырастить до холодов птенцов. Неоперившиеся. неспособные плавать, они были обречены на замерзание.

Мы старались уберечь базар от хищников, отстреливали бургомистров, изгоняли с острова песцов, но все хищники, вместе взятые, вероятно, причинили вреда обитателям птичьего базара меньше, чем один такой урод среди нас, людей.

Через три дня ударил мороз. Я пришел к базару и снял шапку. На базаре царила непривычная тишина. Ни одной кайры на нем не осталось. Лишь последние молодые моевки одиноко летали у скал.